Папа с кряхтеньем стаскивал ботинки, поминая умельцев «Скорохода». Он посылал их очень далеко, но до того изысканно, что маму смех разбирал.

Выйдя встречать моих милых предков, я галантно принял у матери пальто. Она разрумянилась и оттого стала еще краше, о чем я не преминул ей сообщить. Мама чмокнула меня в щечку, а папа пропыхтел:

– Д-дамский угодник… Уф-ф! Колодки какие-то…

– А вот не будешь жадничать! – заклеймила его жена. – Тетя Клава предлагала же чешские «Цебо», чего было не взять?

– Ага! За пятьдесят рэ?

– Приличная обувь дешевой не бывает!

– Ну почему? – хмыкнул я. – Вон, мои «прощайки» – и мягко, и тепло.

– А чем это так пахнет? – сменила пластинку мама.

– Ужином. Прошу к столу!

– Ух ты! Картошка! – донеслось из кухни.

– С колбаской! – хищно принюхался папа.

– А Настя где?

– У Ирки!

Отец подцепил свои любимые тапки и, плотоядно потирая руки, пошел на запах. Тут же длинно зазвонили в дверь.

– Я открою! – крикнул я и щелкнул задвижкой.

На пороге стоял невысокий, коренастый, чуть располневший мужчина в самом расцвете сил, с типичным лицом грека, черноусого и пройдошливого. Это был Старос.

– Филипп Георгиевич! – воскликнул я. – Вы как раз вовремя! Прошу!

– Мишка! – залучился Старос, опуская на пол пузатый портфель. – God damn! До чего ж ты вырос, бродяга!

Поспешное шарканье отцовских тапок резко замерло.

– Вот это ничего себе! – весело грянул папа. – Явление народу! Ты как здесь? Проездом из Владивостока?[18]

– Не угадал, Пит! – засмеялся Филипп Георгиевич. – Из Крыма!

Они крепко обнялись, хлопая друг друга по спине так, словно оба подавились.

– Ну рассказывай! – выдохнул отец.

– Сначала – ужинать! – решительно заявила мама.

– Лидочка, – проворковал Старос, шевеля усами, как кот, – из ваших ручек…

– Это из его ручек! – засмеялась «Лидочка», растрепав мне волосы.

– Каникулы у меня, – притворно вздохнул я. – Весь в трудах, аки пчела…

– Эта пчелка сообразила микроЭВМ, – с плохо скрытой гордостью сообщил отец.

– Wow! – удивился Филипп Георгиевич. – Серьезно?

– На ВДНХ в Москве выставляли! – похвасталась мама.

– А покажешь? – загорелся Старос.

– Да обычный компьютер, – ухмыльнулся я, смазывая родительский пафос. – Покажу, конечно… – И сам не удержался, выдал новость, не называя Револия Михайловича: – Звонили утром из ЦНИИРЭС, сказали, что «Коминтерн-1» запустят в опытную серию.

Мама охнула и даже побледнела от волнения, а отец резко подался ко мне:

– В серию?! Мишка! Это же… это же… – Он затряс головой. – Ух!

– Ух, – согласился я, изо всех сил подавляя довольное сияние.

– Wow… Слушайте, за это надо выпить! – потер руки Филипп Георгиевич. – Я там кой-чего привез из Массандры…

Сбегав в прихожую, он вернулся с большой бутылкой.

– Красное полусухое! – торжественно объявил он. – И года очень удачного для тамошних виноградников.

– У-у… – затянул я с притворным разочарованием. – Это только под тушеное седло косули. Ну, в крайнем случае, под шашлычок…

– Накладывай, накладывай! – зашумели голодные. Наполнил четыре тарелки, радуясь, что сготовил полную сковородку. И капусту поставил на стол, а тут и шарлотка подоспела.

Я скромно пристроился в уголке, как раз напротив Староса. Папа, переглянувшись с мамой, плеснул и мне в бокал – на два пальца.

– Миша, скажи тост!

– Ну, поехали! – выдал я и сосуды сошлись под стеклянный звон и довольный смех.

Пригубил терпкого и душистого, ощущая, как распускается аромат, грея нёбо… Хорошо пошло! Мама пила маленькими глоточками, а отец махом заглотил свою порцию и навалился на стол:

– Рассказывай!

Старос таинственно улыбнулся, а я потихоньку стал нервничать.

– O’кей… Помнишь, Пит, как мы мечтали? – негромко заговорил Филипп Георгиевич. – Создать бы советский аналог Кремниевой долины, мощный научный и производственный Центр микроэлектроники! «Научный центр»! Помнишь?

– Помню, – грустно улыбнулся папа. – Ты даже план набросал и Никиту убедил. Как раз Зеленоград строили, хотели там текстильный комбинат отгрохать, а тут – раз! – и по электронике пошли!

– Yea… Меня тогда прочили в генеральные директора Центра микроэлектроники, да не вышло, – доверительно пояснил Старос для мамы, с аппетитом выуживая поджаристые колечки краковской. – Я и так, я и сяк, я и… к-хм… об косяк… А никак!

Мама жалостливо покивала.

– Так ты потому и подался на Дальний Восток?

– Ну да! – энергично кивнул гость. – Подальше от этих партийных бонз! Я и втолковывал им, и на пальцах объяснял, говорил как газета «Правда» – давайте, говорю, сделаем так, чтобы советский народ обогнал Америку в самой важной гонке ХХ века! Да она даже ядерную гонку превосходит, не говоря уже о космической! Мы можем и должны первыми создать самые быстродействующие и самые массовые в мире ЭВМ – для обороны, для производства, да просто для рядовых людей! И все без толку.

Я усмехнулся. Не похоже, что Старос говорит об этом с горечью проигравшего!

– А после восьмого марта – звонок, – проговорил Филипп Георгиевич, упиваясь недавними воспоминаниями. – Из самого ЦэКа! Так, мол, и так, мы тут с товарищами разобрались, приносим извинения, надеемся, что вы отнесетесь с пониманием… В общем, – выдохнул он, – меня назначили гендиректором Центра микроэлектроники!

Папа от радости так стукнул ладонями по столу, что аж бутылка подпрыгнула.

– Нет, – захохотал он, – ну какой-то праздник сегодня, ей богу! «Старосята», небось, в пляс пошли?

– А то! – рассмеялся Старос. – Марк[19] так орал в трубку!