— Какого обещания? — Локк вертит меня вокруг себя, мои кожаные туфли выделывают пируэты на земляном полу. Издалека слышится звук трубы.

— Любого, — беззаботно бросает он, хотя речь идет о серьезных вещах.

— Полагаю, это зависит от обстоятельств, — говорю я, потому что честный ответ, простое «нет», никому не захочется услышать.

— Достаточно ли сильно ты любишь, чтобы отказаться от меня? — Уверена, вид у меня ошеломленный. Он наклоняется ближе. — Разве это не испытание любви?

— Я... Я не знаю. — Все это, должно быть, прелюдия к какому-то заявлению с его стороны — либо о чувствах ко мне, либо об их отсутствии.

— Достаточно ли сильно ты любишь, чтобы плакать из-за меня? — Эти слова Локк произносит, почти касаясь губами моей шеи. Чувствую его дыхание, щекочущее кожу, и вздрагиваю от возбуждения, которое смешивается с каким-то неприятным предчувствием.

— Ты хочешь сказать, если тебе сделают больно?

— Я хочу сказать, если я причиню тебе боль.

По коже бегут мурашки. Мне это не нравится.

Но я по крайней мере знаю, что ответить.

— Если ты причинишь мне боль, плакать не стану. Отвечу тем же.

Мы продолжаем кружиться, но здесь он сбивается с шага.

— Я уверен, что ты...

Он внезапно замолкает, поворачивается и смотрит себе за спину. В голове у меня пусто. Кровь хлынула к лицу. Страшно даже подумать, что он скажет дальше.

— Пора менять партнеров, — доносится до меня голос; я перевожу взгляд и вижу перед собой худшее, что только можно представить — Кардана.

— О, — говорит он Локку, — украл твою реплику?

Голос у него недружелюбный, и, когда до меня доходит смысл его слов, они меня совсем не успокаивают.

Локк уступает меня самому младшему из принцев, как и положено из уважения к его более высокому положению. Краешком глаза замечаю, что за нами наблюдает Тарин. Она застыла посреди веселья, выглядит потерянной, а вокруг мелькают пары, кавалеры стремительно кружат дам. Интересно, не приставал ли к ней Кардан перед тем, как пристать ко мне?

Он берет мою раненую руку в свою ладонь в черной кожаной перчатке. Сквозь тонкий шелк чувствую теплое пожатие. Принц одет в черный костюм, верхняя часть камзола покрыта отделкой из перьев ворона, а на башмаках заостренные металлические мыски. Первая мысль — он легко может нанести мне жестокий удар, когда мы станем танцевать. На голове у Кардана корона из переплетающихся металлических веточек, слегка сдвинутая набекрень. На скулах мазки темной серебристой краски, веки над ресницами подведены черным. Краска над левым глазом размазалась, похоже, он забылся и потер его.

— Что тебе надо? — в сердцах спрашиваю я. Еще думаю о Локке, и меня пошатывает от того, что он сказал и чего не сказал. — Ну, давай оскорбляй меня.

У него брови ползут на лоб.

— Я не исполняю приказов, отданных смертными, — заявляет он со своей обычной надменной улыбкой.

— Значит, хочешь сказать нечто приятное? Я так не думаю. Фейри не могут лгать. — Мне хочется разозлиться, но сейчас я чувствую благодарность. Лицо больше не горит, и глаза не щиплет от слез. Я готова к бою, что гораздо лучше. Уверена, Кардан меньше всего этого хотел, но невольно оказал огромную услугу, забрав у Локка.

Его рука скользит по моему бедру. Я прищуриваюсь.

— Ты меня по-настоящему ненавидишь. Не так ли? — спрашивает он, улыбаясь еще шире.

— Почти так же, как ты меня, — отвечаю я, а сама думаю про листок, исписанный моим именем. Про то, как он смотрел на меня в зеленом лабиринте, когда напился. И про то, как смотрит сейчас.

Кардан отпускает мою руку.

— Пока мы снова не подрались, — поясняет он и отвешивает поклон, который я воспринимаю как насмешку.

Принц нетвердой походкой пробирается через толпу, я смотрю ему вслед и не могу понять, к чему был этот разговор.

Церемония начинается со звона колоколов. Скрипки и арфы умолкают, и на некоторое время, довольно долгое, холм погружается в тишину, словно прислушиваясь, а потом собравшиеся расходятся по своим местам. Я пробиваюсь вперед, туда, где собираются остальные джентри Двора Верховного Короля. Там же будет и моя семья. Рядом с одним из лучших рыцарей Мадока стоит Ориана, и вид у нее такой, словно она предпочла бы находиться где-нибудь еще. Оук освободился от поводка и восседает на плечах у Тарин, которая шепчет что-то смеющемуся Локку.

Останавливаюсь. Толпа обтекает меня, а я не могу сойти с места и стою, как будто вросла в землю. У меня на глазах Тарин наклоняется и убирает выбившуюся прядку волос за ухо Локку. Столь многое в столь мимолетном жесте. Стараюсь убедить себя, что это ничего не значит, однако после нашего странного разговора не могу. Но ведь у Тарин есть возлюбленный, который сегодня вроде бы попросит ее руки. К тому же Тарин знает, что мы с Локком... что я и Локк... Неважно.

«Достаточно ли сильно ты любишь, чтобы отказаться от меня? Разве это не испытание любви?»

Из толпы выбирается Вивьен. Ее кошачьи глаза сияют, волосы растрепались и обрамляют лицо. Она берет на руки Оука и кружится, кружится с ним, пока они оба не падают под шуршанье ее юбок. Надо подойти, но я стою на месте.

Не могу предстать перед Тарин, пока в голове вертится предательская мысль. Я подаюсь назад, отступаю и перевожу взгляд на помост, где собирается королевская семья. Верховный Король восседает на троне из переплетенных веток. На голове у него тяжелый обруч, с изрезанного глубокими морщинами лица смотрят настороженные, как у совы, бронзовые глаза. Рядом с ним, на скромном деревянном стуле, сидит принц Дайн — во всем белом, с обнаженными руками и босыми ногами. Остальные члены семьи — Балекин и Эловин, Рия и Кейлия — сгрудились за троном. Присутствует и мать принца Дайна, Таниота, одевшая по такому случаю платье из сияющей золотой ткани. Нет одного только Кардана.

Верховный Король поднимается, и весь холм затихает.

— Долгим было мое правление, но сегодня я покидаю вас. — Его голос эхом разносится во все стороны. Нынешний правитель редко обращался к столь огромному собранию, и я поражена как силой голоса, так и хрупкостью тела. — Услышав в первый раз зов Обещанной земли, я решил, что этот зов умолкнет. Но сопротивляться ему больше не могу. Сегодня короля не станет, но появится странник.

Собравшиеся здесь знали, что так случится, и тем не менее со всех сторон я слышу плач. Какой-то спрайт передо мной льет слезы на волосы козлиноголовой пуки.

Придворный поэт и сенешаль, Вал Морен, сходит с помоста по боковым ступенькам. Согбенный, худой как щепка, с длинными волосами и вороном на плече, он опирается на деревянный посох со свежим ростком. Говорят, его еще в юности сманили сюда из мира смертных, и я спрашиваю, что же он будет делать среди фейри без своего короля.

— Мой господин, отпускать вас мы не хотим, — говорит он, и эти слова звучат с особым, торжественно-печальным резонансом.