– А у меня типа стальные, как яйца? Ладно, без лирики так без лирики, чем конкретно закончится, не знаю, но вышку ему отменили. Тут еще помогло, что он не латышский стрелок с членом да душой, а состоятельный, пусть и негражданин. Имущество уже описали и посчитали. Плюс свежак. Это тоже нехило сыграло, точнее, я сыграл на этом. Многого не ждите, но башку ему рубить никто не будет, и кол отменяется. Суд будет. Наказание будет. Говорю же, Горбач воду мутит. И понятно почему… Там еще что помогло, отчего-то за вашего Люгера Ковбой зарубился, как за родного говорил. При нем вопрос поднимался, а он с Князем пил. Поэтому Глава пока думает.

– Ты его знаешь, что ли? – посмотрел на меня подозрительно Третьяк.

– Кого?

– Ковбоя.

– Ни разу не сталкивался. Один мимо нас промчался на «Мустанге», когда в Острог ехали. Водила рассказал, – я вспомнил, откуда мне знакомо это имя.

– Точно?

– Ага, точно.

– В общем, суд в девять ноль-ноль по-нашему. Недолго осталось, – заявил Шайтан. – Ладно, я до дома, а то и так полночи из-за вас тут провел.

Он направился к выходу.

– Судья кто? – уже на пороге догнал его вопрос Дохлера.

– Боровик, – ответил Шайтан и вышел.

– Черт возьми! – мрачно в голос произнес Третьяк, а Дохлер не меньше минуты выражал свое «фе».

– Это плохо? – спросил я.

– Плохо. Боровик меня не любит. Очень. Я бы даже сказал, питает ненависть, – пояснил крестный. – «А ты чей крестный?» – скажет. То-то и оно. Это Горбач все подвел под одно – больше некому. Еще этот судья может и на слово Князя плюнуть, если посчитает нужным. Он своеобразный очень. Пока ему все с рук сходило.

Оставив мне сигареты и зажигалку, рейдеры пообещали завтра прийти на суд, скорый и справедливый, как и все в Остроге. Я же, к утру одурев от боли в мышцах, ребрах и от никотина, все-таки в конце концов задремал. Тюремщик разбудил меня пинком. Он пришел в сопровождении других конвоиров, впрочем, похожих на вчерашних комплекцией и даже рожами.

* * *

Зал судебных заседаний – классический, почти земной. На постаменте кресло с высокой спинкой. На него, судя по остальной комплекции, водрузил массивное седалище судья, к облику которого легко и непринужденно пририсовывался массивный кистень и пустая пыльная грунтовка, где тот поджидал за кустом очередного путника, чтобы облегчить его карманы. Или от широты душевной просто «приголубить» неудачника. Этот здоровенный косматый мужик с черной кудрявой бородищей и алчным блеском угольных глаз казался представителем криминального мира. Он словно сошел с листовки «Их разыскивает полиция» и никак не походил на вершителя правосудия.

– Не думай даже применять свое умение! От нас не убежишь, да и телепортер ты не сильный. За попытку побега сразу накидывается нехило, вышка тогда стопроцентная, – предупредил конвоир, вталкивая меня в обезьянник, где сидячие места не предусматривались конструкцией. Впрочем, и негде было их размещать, тут и один человек помещался пусть и не с трудом, но пространства для маневра почти не оставалось. Зверушка в клетке.

Охранник же осклабился и добавил:

– Но всегда можно попробовать, чем черт не шутит. Мы тебя даже сильно бить не будем, премию как-никак получим.

Бежать из зала суда, даже используя телепорт, было затруднительно. Наручники на мне, а учитывая повальную законопослушность граждан, которые могли и пристрелить, я даже не помышлял о чем-то, тем более что вышку, как я уже знал, точно не дадут. Или с большой степенью вероятности. Остальное – переживем.

Осмотрелся. На скамьях почти все рейдеры из старичков, с которыми довелось немало пережить. Много и незнакомых рож, часть из них видел мельком, именно они поспособствовали безносому рейдеру в восстановлении справедливости, отходили меня неплохо. Любителей вечерних прогулок под дождем среди них не наблюдалось, вот и выместили плохое настроение на нарушителе спокойствия. Сука Михалыч, едва не родившая официантка, Бидроль с рожей, перемотанной бинтом, и… Хельга.

Женщина блистала, а рядом подружки, я узнал только Одри, тоже все красивые, как на бал вырядились. Моя внезапная любовь была одета в синее платье с глубоким декольте, на шее переливалось жемчужное ожерелье, такие же серьги в ушах. Ярко накрашенные губы и обжигающие сапфировые глаза, казалось, дарили надежду. Поймав мой взгляд, она улыбнулась, обнажив ровные белоснежные зубы. Да так по-доброму, ободряюще, будто любящая женщина.

Я, в свою очередь, усмехнувшись, нагло подмигнул.

Артистка погорелого театра, мля!

Тварюга, достала-таки! Смогла! Не мытьем, так катаньем! Я понял все правильно – она торжествовала. Мол, ну как, дружок, допрыгался? А не эти ли суки финт провернули с подсадными в баре? Пустили шестерок в распыл? Знали примерно, как все могло обернуться? Или просто воспользовались ситуацией с Люлей? Черт его знает! Вот же ход конем… Теперь гадай!

Доберусь! Видит бог, доберусь до этих тварей и всю их грядку закатаю в асфальт!

И по хрену на красоту.

Женщины?

Уже две есть на моем счету. И не умер, и совесть не мучила. Хотя врал, даже сам себе. Словил, словил-таки на больничной койке отголоски раскаяния. Особенно медальон Жанны как вспоминал, дерьмово делалось на душе. Ее ведь кто-то любил, она любила. Рожать должна. Эх… А так, головорез я уже такой, что осталось только звездочки на фюзеляж поставить. Или зарубок на приклад наделать.

Или не Хельга причина всего? Может, это ободряющая улыбка? Ага, ага. Увидела меня, и я ее сразил, сразу, с ходу. Только я не Ален Делон, хоть и французский знаю. И не верю в любовь с первого взгляда. Да, красота, помноженная на либидо иммунных, – штука страшная и работающая почти со стопроцентным успехом. Поэтому у девушки таких, как я, – пачка или штабель. Жемчуг? Не у меня одного он имелся.

Пока я размышлял, а судья что-то читал с хмурой рожей, в зал явилось еще несколько запоздалых рейдеров. Ковбоя я узнал сразу – высокий тощий мужик в стетсоне, в длинном плаще, ковбойских ботинках и с никелированными револьверами в открытых кобурах на поясе. Он пинком открыл дверь и ввалился, явно перепутав местное пристанище Фемиды и бар. В одной руке бутылка с «Джек Дэниелс», к которой он приложился на пороге, предварительно вытащив из пасти дымящуюся сигару. Осмотрел всех мутным взглядом покрасневших пьяных глаз, остановился и на мне. Все сразу как-то притихли. Он кивнул сам себе, мол, это я по нужному адресу зашел. А затем неторопливо прошествовал к первому ряду. Я успел поймать недовольную гримасу Боровика. Надо же, не нравился ему Дикий Запад. Но шел Ковбой красиво, только музыки душещипательной из вестерна не хватало. Полы плаща чуть развевались, иногда никелировка револьверов отражала лучи света от ярких ламп. А вообще я бы ничуть не удивился, если бы он заехал сюда на лошади.

Тут была и традиция с вставанием, ведь суд идет. А затем как по писаному: