— Патрик добр к нему, но Фингал не его родня, брат, а моя. Мне о нем и заботиться. Пока Фингал хорошо себя ведет и не натворит бед, может жить в Гленкирке сколько пожелает. Муж сказал, если он усвоит все, что может дать наставник, поедет в абердинский университет.

— А кто учит детишек? — поинтересовался Олей.

— Старый англиканский священник. Лесли не захотели его отослать, и хотя в церкви служит пресвитерианец, этот старик — человек образованный и подчиняется законам. Так что никто не жалуется на его присутствие.

Брат удовлетворенно хмыкнул и пришпорил коня. Как ни хотелось Фланне потолковать с Олеем, вскоре стало ясно, что сейчас не время и не место. Когда они объезжали озеро Брей, из-за облаков показалось солнце и осветило замок.

Улыбка коснулась губ Фланны. Вернувшись домой, она начнет работы в замке.

Она надеялась использовать ремонт как предлог, чтобы собрать войско для короля. Таким образом, Гленкирк и Лесли никоим образом не будут замешаны в ее делах.

Улыбка Фланны стала еще шире. Все идет как задумано. Лучше не бывает.

Они добрались до Килликерна в конце дня. Фланна равнодушно оглядела дом своего детства. Каким чужим он кажется! Каким маленьким!

Из каменных серых труб поднимался дым, но во дворе стояла тишина. Ни одного человека. Очевидно, члены рода дежурили у смертного ложа Лохленна.

Уна уже стояла на пороге. Неужели она всегда выглядела такой измученной и старой?

— Он все еще жив и ждет тебя, — бросила она Фланне и обратила взор на сына.

— Сейчас поднимусь к нему, — кивнула Фланна, поспешив к лестнице.

Войдя в спальню отца, она увидела у его постели невестку Эйлис.

— Добрый день, — поздоровалась Фланна.

— Наконец-то, — кисло буркнула Эйлис.

— Приехала, как только Олей сообщил новости.

— Девочка, — прохрипел голос отца.

— Я здесь, па! — крикнула Фланна, метнувшись к кровати.

— Убирайся! — свирепо прошипел он Эйлис. Та буквально раздулась от злости и, казалось, была готова разразиться одной из своих знаменитых тирад.

— Он, наверное, хочет поговорить со мной с глазу на глаз, — поспешно вставила Фланна. — Ты, конечно, не возражаешь, да и отдохнуть тебе не мешает. Могу представить, как трудно ухаживать за больным. Кроме того, с ним вообще нелегко, верно?

Она дружелюбно улыбнулась и сильно сжала руку невестки. К удивлению Фланны, Эйлис ответила улыбкой.

— Верно, — согласилась она. — Кроме того, мне не мешало бы поесть.

— Я останусь с ним, пока кто-нибудь не вернется, — пообещала Фланна.

— Спасибо, — ответила Эйлис, вставая и направляясь к порогу.

— А ты стала мягче, — заметил отец.

— Нет, просто усвоила, как обращаться с подобными людьми. Особенно с теми, кто ниже меня по положению, — откровенно бросила Фланна. — Ты вправду умираешь, па, или это еще один предлог, чтобы заставить их плясать под твою дудку?

Старик закудахтал, но тут же стал серьезным.

— Умираю, — подтвердил он. — Иначе не прислал бы Олея за тобой. У нас с тобой есть кое-какое неоконченное дельце.

— Касающееся собственности Мегги Гордон? — спросила Фланна напрямик.

Лохленн кивнул:

— Я не смог бы встретиться с твоей ма, если бы не отдал тебе кисет. Как бы мне ни хотелось оставить его в Килликерне, он не принадлежит мне. Это все твое, Фланна.

— И по-прежнему лежит под камнем в очаге?

— Кто тебе сказал? Впрочем, и так понятно. Энгус, конечно.

— Нет, Эгги. Мама говорила с ней перед смертью. Велела все мне рассказать.

— Эгги приехала с тобой?

— Не захотела.

— Она моя внучка, — задумчиво заметил он.

— Да, но Эгги сказала, что ты никогда ее не замечал, так что и ей все равно.

Лохленн кивнул седой головой.

— Она права. Но думаю, в девочке говорит кровь Броуди, хотя вряд ли ей было бы приятно это слышать.

Он снова захихикал, но тут же поперхнулся и закашлялся.

Фланна обняла старика, приподняла и поднесла к его губам оловянную чашку.

— Выпей, — велела она, и тот охотно глотнул жидкость.

До Фланны донесся запах бренди.

— Возьми кисет, — велел он, падая на подушки, — и спрячь, чтобы они не видели.

Фланна подошла к очагу, где горел огонь. Следуя указаниям отца, она нашла шатающийся камень, вытащила, вынула кисет и вставила камень на место. Не в силах совладать с любопытством, она открыла кисет и увидела блеск драгоценных камней. Герцогиня кивнула, затянула тесемки кисета и спрятала его в карман штанов.

— Моя совесть чиста, — выговорил Лохленн Броуди.

— Только не говори, что у тебя на совести ничего больше нет, — поддела Фланна.

Он снова засмеялся, и его глаза на мгновение оживились.

— Ты еще должен сделать Олея хозяином в доме, — напомнила она.

— Он и так старший, — буркнул старик.

— Этого недостаточно, — возразила Фланна. — Если не приведешь сюда всех: сыновей, их жен и внуков — и не скажешь, что отныне Олей здесь главный, они начнут свару, передерутся, и тогда все пойдет прахом.

Не взваливай на Олея это бремя. Он был тебе хорошим сыном, а Уна вела хозяйство с той поры, как умерла моя мама.

Сделай все, чтобы Олея признали остальные. Он справедливый, порядочный человек и не навлечет позора на твое имя.

— Никогда не думал, что доживу до того дня, когда ты будешь заступаться за Олея, — заметил отец.

— В Гленкирке я поняла все значение истинной власти.

Власти, полученной по праву, — призналась Фланна.

— Вели им собраться, девочка.

— Сейчас? — удивилась она.

— Именно сейчас, ибо этой ночи мне не пережить. Я ждал тебя, девочка, хотел сказать твоей ма при встрече, что ты счастлива.

— Да, отец. Очень.

— Но ты не дала Лесли наследника, — расстроился он.

— К концу лета, — пообещала она. — Ты первый узнал, только не говори остальным, иначе мой муж немедленно примчится сюда с холмов Гленкирка и не даст мне шагу сделать. Я сильна и дам Патрику Лесли здоровых детишек, но не желаю, чтобы меня нянчили.

— В таком случае я унесу эту чудесную тайну с собой в могилу, но обо всем поведаю твоей ма, девочка. Она будет счастлива за тебя. А теперь иди и скажи, что я хочу их видеть.

Направляясь к выходу, Фланна гадала, что заставило ее сказать отцу то, в чем она даже себе не признавалась.

Странно…