А потом глядит бедолага-ангел вниз и ужасается. Ох, что ж я наворотил-то?

Как это я так отвлекся неудачно?

И приходится ему исправлять совершенное. И встречаются двое людей, которые и должны были встретиться изначально. Просто не получилось вовремя. Не сбылось…

Тогда – не сбылось. А сейчас все хорошо будет.

Хотя, конечно, это более поэтическая версия. Чтобы изуродовать свою жизнь, людям ни ангелов не надо, ни чертей. Вполне хватает собственной глупости.

Или все-таки ангел есть? И сейчас он спохватился, пока еще не слишком поздно, да и помог встретиться этим двоим?

Потому что мужчина и женщина смотрели друг на друга.

Смотрели – и видели. Тан Сильвио видел удивительно красивую женщину, пусть не свистушку молодую, но ведь и не нужно! Зато сколько в ней красоты, сколько спокойного достоинства…

Сколько ума и силы!

Рамона смотрела – и видела перед собой человека истинно благородного.

Внешность? Седые волосы, серые глаза, худощавое телосложение… разве это важно? Совершенно неважно! А вот сама его личность… солнце бросило свои лучи из-за облака, погрозило ветру пальцем, сотворило сияющий ореол спасителя вокруг Сильвио, потом подумало долю секунды – и рассыпало по Рамоне пригоршню солнечных зайчиков.

Золотистые искры заиграли в ее глазах, на ее волосах, а улыбка… улыбка и без них была ослепительной.

Тан Сильвио на секунду замер. А потом бережно взял Рамону за руку.

– Идем?

– Идем, – тихо ответила женщина.

Благо, тан знал неподалеку замечательную кофейню с отдельными кабинетами. И не смущало его ни старое платье спутницы, ни ее залатанные туфли… он душу увидел! А вы про одежду?

Тьфу, дурачье! Когда вот так, душами сплетаешься, неважно, кто и во что одет! Хоть ты человека грязью обваляй и перьями обсыпь! Все равно – красота видна будет!

Официант и не посмел ничего сказать. И в кабинет тана Сильвио проводил, и подал гостям все самое лучшее, и даже взгляда себе косого не позволил.

Дураков в хорошем месте не держат. А тут… тут все видно!

Чтобы двое людей друг на друга смотрели – и светились! Это… это завидовать надо! По-доброму, радостно и тепло, завидовать! Повезло ж кому-то! И от всей души желать им счастья.

Сильвио держал женщину за руку и думал, что они могли и не встретиться. Вот пошел бы он по другой улице – и все. Мимо. И разминулись бы, и опять потянулись бы серые годы… да, серые. Ведь не стоит уезжать, когда тебе некуда возвращаться. Не к кому.

Но теперь они нашли друг друга, и он свою судьбу не отпустит. Жены у него нет, детей тоже… не сложилось как-то, по молодости женился, да супруга померла, вот и мотался с тех пор по городам и странам. Денег нажил, а для чего?

Не понять.

Шел сегодня и думал, что жизнь его пуста и безвидна. А оказалось – к своему счастью шел…

А Рамона смотрела и думала, что так тоже бывает…

Если бы она не решилась зайти в тот магазин…

Если бы платок не улетел…

Если бы…

Какая хрупкая цепь случайностей соткалась для нее! Но казалось женщине, что эта цепь крепче иного стального троса. И начала она связываться, когда Рамона купила тот платок.

Счастье – за одну медную монету?

А так часто и бывает. Или оно приходит само по себе, или его никаким золотом не заманишь. Да и манить не надо. Оно как кошка – ходит, где захочет.

Надо просто ждать. Ну и блюдечко с молоком приготовить… лучше – со сливками… какая же глупость лезет в голову?

Но серые глаза встречаются с карими, и глупости забываются. Остается только солнце. Только счастье – на двоих.

Забегая вперед, вечером Рамона еще вернется домой.

Чтобы собрать свои и дочкины вещи.

А на возмущенный вопль супруга ответит, что нашла работу. Да, вот так! Ее берут домработницей к тану Сильвио Санчо Байесу, да-да, тому самому, знаменитому путешественнику!

Берут с проживанием и питанием, но есть условие. Жить в его особняке она будет практически безвылазно, ну… два выходных в месяц у нее будет. И достаточно.

Дочь она берет с собой.

Хозяин не против, питаться Кармела всяко лучше будет там, чем тут, а что матери по хозяйству поможет, так она и тут помогает.

Семья?

Э-э-ээ… свекор? Прекратит пить – сможет за женой ухаживать.

Свекровь? У нее есть муж и сын.

Сын? То есть мой супруг? Дорогой супруг, а пусть вам Трисия поможет! Да-да, та самая, с соседней улицы. Я для нее даже пару медяков оставлять буду.

Придет с утра, грязь вытряхнет, постели поменяет… чего тут сложного? Я справлялась – и она справится…

Супруг аж закашлялся от неожиданности.

Да, Трисия и была той самой девкой, к которой он бегал. Но как об этом скажешь жене?

Или… она знает?

Рамона медленно опустила ресницы, как бы подтверждая – знает. Именно, что все. И везти этот воз больше не намерена.

Лошадь сбросила ярмо, сплюнула удила – и поскакала на свободу. И удержать ее не представлялось никакой возможности.

Пока муж собирался с мыслями, да думал, что сказать, Рамона подхватила свои вещи, взяла за руку дочь – и ушла из супружеского дома.

Навсегда?

Нет…

Забегая вперед, она возвращалась. Два раза в месяц приезжала в гости, все ж не один год прожила с супругом. И детей ему по любви рожала. Не ее вина, что он добро сменял на помойное ведро, и ее любовь на грязную девку. Которая, кстати, вскоре бедолагу и бросила – к чему он ей с проблемами? Он ей с деньгами нужен был, да с услугами. А уж с чужим домом, да с чужими стариками… нет, на такое Трисия не соглашалась. Ей и свои-то родные нужны не были.

Рамона и дочь с собой привозила, и денег подбрасывала, хотя и не мужу – свекрови. Муж бы их мигом на девок размотал, а свекровь на хозяйство пристроит.

Но семейная жизнь у нее была в особняке Сильвио Байеса. И все об этом знали. И никто не осуждал. А если кто и шипел… что за дело до этого Рамоне? У нее был любимый человек и ее дети. А остальное – неважно.

Платок она носила. И дочери его передала за три дня до ее свадьбы.

Но это уже совсем другая история…

* * *

Дженио очнулся от острой боли в голове.

Болело все. Кажется, даже уши отваливались. Но и все остальное не радовало.

Болели вывернутые руки – на них он был подвешен на стене. Не то чтобы они вышли из суставов, но все равно неприятно. Болели ноги – затекли. Тошнило… вот этому желанию Дженио противиться не мог. Желудок аж судорогой свело.