Когда письмо было закончено и чернила подсохли, королева свернула его в тоненькую трубочку, перевязала обычной бечевкой и звонко свистнула особым образом. Долго ждать не пришлось. Уже через несколько стрелок перед ней опустился белоснежный лохмоногий гаэрленский голубь. Он был крупнее и толще своих диких и даже городских собратьев. Длинные пушистые перья росли у него не только на лапах, но и на концах крыльев и на голове, образуя хохолок в форме короны. Недаром эту породу называли королевской. Птица величаво переступала красными лапками и рассматривала девушку бисеринками синих глаз, смешно наклоняя голову в разные стороны.

Эйриэн аккуратно привязала письмо к лапке голубя, взяла птицу в ладони, закрыла глаза, ясно представив перед собой образ учителя, и четко произнесла:

— Николо ла Шург, главный королевский советник.

Хотя для голубя хватило бы одного только имени.

Выполнив ритуал, эльфийка подкинула птицу вверх и, открыв глаза, проводила ее тревожным взглядом, пока та сначала не превратилась в крохотную точку, которую способен различить только эльфийский глаз, а потом и совсем исчезла.

— Я надеюсь, с тобой ничего не случится, и ты все-таки доставишь письмо по назначению, — прошептала она вслед посланнику.

Убрав принадлежности для письма обратно в мешок, девушка подошла к краю поляны, чтобы набрать воды из ручья. Из-за жары ее походная фляжка опустошалась неимоверно быстро, потому что пить хотелось нестерпимо.

Эйриэн с удовольствием умылась прохладной водой и полила себе на шею и голову. Она только опустила фляжку в ручей, как у нее над головой раздалось шипение. Взглянув наверх, королева различила среди березовых ветвей притаившуюся мантикору.

— Иди сюда, — ласково позвала девушка, протянув руку.

Мантикоры были дружелюбными добрыми созданиями, в чем-то даже верными. Однажды королева прошла бок о бок с одним из таких животных через лес. В пути они вместе переживали холодные осенние ночи, согреваясь теплом тел друг друга, эльфийка лечила животное, а мантикора делилась с ней результатами своей охоты. Ни одного дня не проходило, чтобы та не приносила к ногам эльфийки очередную тушку кролика, куропатки или какой другой мелкой живности. Поэтому сейчас Эйриэн только обрадовалась возможной попутчице.

К сожалению, приручить этих жителей леса было абсолютно невозможно: они умирали в неволе от тоски по свободе. Даже огромные вольеры не могли заменить мантикорам просторы лесов.

Животное сузило свои кошачьи глаза и вновь зашипело, при этом вид его вряд ли бы кто отважился назвать дружелюбным: шерсть вздыблена, усы воинственно торчат во все стороны, а хвост, словно опасная ядовитая змея, ходит из стороны в сторону.

— Крок, — выругалась эльфийка с придыханием.

В году был только один месяц, когда самок мантикор трудно было назвать милыми созданиями — в период выкармливания детенышей. Более сумасшедших и опасных матерей придумать было невозможно. Материнский инстинкт настолько подавлял чувство самосохранения в самках, что порой они могли кинуться на целый отряд хорошо вооруженных воинов, если те оказывались близко от гнезда и родительница считала, будто они представляют угрозу для ее потомства.

И, как назло, сейчас как раз шел месяц солнца, а над головой королевы как раз расположилась самка мантикоры.

Эйриэн в последний момент, сообразив, что это может быть опасно, убрала протянутую руку. Как раз вовремя — разъяренная самка царапнула пустоту. Девушка отскочила в сторону. Она попыталась мысленным теплом дотянуться до сознания мантикоры, чтобы ее успокоить, но та только еще больше разозлилась, почувствовав, что ее хотят околдовать. Грозно рыча, она спрыгнула на землю.

— Все хорошо, — эльфийка пыталась говорить как можно ласковее, — я не причиню тебе вреда.

При слове «вред» самка яростно забила хвостом о землю. Эйриэн, представив, как скорпионье жало в кисточке хвоста втыкается ей в шею, судорожно сглотнула.

— Я сейчас уже ухожу, я не буду на тебя нападать. — Королева попятилась от ручья, внимательно следя за каждым движением мантикоры. Но та не собиралась ее так просто отпускать — мягкие лапы ступали по траве, сминая лютики. В каждой из них скрывалась острая смерть.

— Да не нужны мне твои котята. Я даже не знала, что они здесь! — в отчаянии воскликнула девушка.

Зря она это сказала. Из всей фразы самка поняла разве что про котят и, больше не раздумывая, прыгнула вперед. Эйриэн успела отскочить в сторону. Состязаться с мантикорой в скорости и ловкости станет разве что сильно разочаровавшийся в жизни самоубийца, поэтому королева выхватила меч.

— Я не хочу тебя убивать, пожалуйста, не надо, не нападай, уйди, — увещевала она разбушевавшуюся не на шутку мамашу, но не тут-то было — самка только еще больше злилась.

Прыжок хищницы, уворот эльфийки, еще один прыжок. Девушке пришлось прокатиться по земле, когда ей под ноги попал предательский сучок, спрятавшийся в траве. На то место, где Эйриэн была мгновение назад, мантикора опустилась сразу всеми четырьмя лапами, а в придачу еще и хвост воткнула в землю по самую кисточку. Королева представила, что было бы с ней, окажись она под когтями самки, и ей стало нехорошо.

Животное злилось, что нарушительница спокойствия еще не наказана, рык перешел в недовольное утробное мяуканье. Девушка боялась повернуться спиной к мантикоре, справедливо полагая, что, соревнуясь в беге с мохнатой смертью, неизбежно проиграет. Следующий удар когтистой лапы она каким-то невероятным образом отбила мечом, выставив его плашмя. Эльфийка действительно не хотела убивать мантикору, ведь ту просто вели материнские инстинкты, и она была не виновата в том, что сейчас нападала. Было бы лучше просто оглушить самку и уйти подобру-поздорову. К тому же ей не хотелось оставлять маленьких, еще не окрепших детенышей без матери.

Мантикора высоко подпрыгнула — казалось, что она отталкивается лапами прямо от воздуха — и метнула жало хвоста в лицо противнице. Эйриэн слегка отклонилась и попыталась ударить животное по голове, но не рассчитала, и ее меч лишь царапнул той шею. Почуяв кровь, мантикора окончательно озверела. Королева даже не успела заметить, когда она оказалась прямо перед ее лицом, мелькнули перед глазами острые, как бритва, когти. Только по резкой боли в горле и внезапному теплу, заливающему шею и грудь, девушка поняла, что хищница добилась своего.

«Интересно, если это — кошка, которой мне стоит опасаться, то кем же тогда окажется невеста?» — некстати вспомнила Эйриэн предостережение Виолы, прежде чем окончательно провалилась в липкую беспросветную темноту.

Мутило нещадно, глаза разлипались с великим трудом, будто на веки повесили по стопудовой гире, в горле пересохло, тело было настолько слабым, что у Эйриэн даже не хватило сил удивиться такому своему состоянию. Она заметила только, что пахнет чем-то очень вкусным, и снова провалилась в небытие.

Следующее ее пробуждение было не в пример лучше предыдущего: она уже смогла открыть глаза и долго лежала, пытаясь собрать из отдельных цветовых пятен, которые беспрестанно плыли перед ее взором, картину того, что она все-таки видит. При этом приятный запах был все таким же сильным, как и в прошлый раз. Через какое-то время она разобралась, что мешает ей смотреть, — сумрак. Одно она поняла точно: она лежит в помещении на чем-то мягком — телу было тепло и приятно. Скорее всего, это какая-нибудь кровать, решила королева. Она посмотрела вокруг ночным зрением и различила, что находится в небольшой комнате с узкими запыленными зарешеченными окнами, мебели здесь было мало, зато вокруг стояло множество свечей и цветов. Это их чарующий аромат все время окутывал эльфийку, даже когда она была в беспамятстве. А еще королева была в комнате не одна. На низком табурете рядом с ее кроватью сидел молодой человек приятной наружности и смотрел на нее встревоженным взглядом. В его вишневых глазах читалось беспокойство и волнение. Он был одет в строгие черные одежды, черные густые волосы с красным отливом спадали на плечи, закрывая высокий воротник-стойку.