еще был в долгах, в связи с чем он обратился к находившемуся неподалеку генерал-майору армии США Ф. Дж. Херрону с вопросом, что ему делать с этой собственностью[417].

И все мирные жители Юга по-прежнему надеялись, что правительство сдержит обещания, залогом которых были все эти квитанции, расписки, свидетельства, договоры, обязательства о защите и прочие документы. Многие обращались в Интендантское управление США, некоторые писали в Военное министерство в Вашингтоне и пробовали получить свои деньги при помощи юристов. В 1867 году адвокат Р. Дж. Аткинсон пытался добиться выплат от имени шести клиентов, у которых имелось то, что он называл «стандартными сертифицированными расписками» за аренду зданий в Теннесси, в которых размещались солдаты армии США. Аткинсон написал самому министру Стэнтону, однако мы не знаем, добился ли он успеха. В 1868 году Законодательное собрание штата Теннесси позволило гражданам обращаться за компенсацией, если их имущество было реквизировано какой-либо из противоборствовавших армий. По неизвестным причинам штат так и не выплатил деньги по большинству таких обращений, однако несколько сторонников Севера все же получили на уровне округа скромные выплаты за свои ресурсы, конфискованные армией Конфедерации[418].

Создание в 1871 году Комиссии по требованиям южан стало наиболее заметным проявлением политики США, направленной на возмещение убытков, причиненных юнионистам федеральной армией. В юрисдикцию этого органа входили штаты бывшей Конфедерации, а также Западная Виргиния; для прочих пограничных штатов Конгресс разработал отдельный закон. Всего было рассмотрено около 16 тысяч жалоб, и к моменту завершения своей работы без малого десять лет спустя Комиссия выплатила примерно семи тысячам заявителей четыре миллиона долларов, причем средняя сумма компенсации составила приблизительно 571 доллар. Жалобы могли касаться любого периода войны, как до выхода приказов Поупа в 1862 году, так и после. Сторонники Конфедерации, ра́вно как и те, кто придерживался нейтральных взглядов, не могли рассчитывать на компенсацию, даже если у них были документы, выданные офицером-янки. Бремя доказательства наличия убытков лежало на заявителях: им требовалось предоставить документы, подтверждающие материальный ущерб, и пройти собеседование у себя дома на Юге или в Вашингтоне. Постфактум Комиссия ввела новые, более жесткие стандарты, продолжив тем самым бюрократическую неразбериху, проявившуюся во время войны: теперь под сторонниками Федерации понимали только тех, кто поддерживал северян с самого начала военных действий (хотя Поуп утверждал, что верность юнионистам нужно было хранить только с момента получения расписки), а верность подразумевала активное сопротивление Конфедерации[419].

Следуя этим уточненным стандартам, Комиссия выдавала компенсацию как бывшим рабовладельцам, так и тем, у кого не было рабов, мужчинам и женщинам, эмигрантам из Европы и нескольким афроамериканцам. Однако многие при этом оказались за бортом: юнионисты, уехавшие из штатов Старой Конфедерации; те, кто не посмел признаться в своих симпатиях к федералам; те, кто не мог позволить себе связанные с процессом издержки; те, кто не предоставил все бумаги; и те, кто не сопротивлялся Конфедерации изо всех сил с самого начала войны. Кроме того, важно помнить, что лишь малая часть подвергшихся реквизициям мирных жителей получила от федеральной армии хоть какие-то документы. И потому количество юнионистов, которым национальное правительство выплатило какую бы то ни было компенсацию, оказалось крайне незначительным[420].

Верные Северу белые южане еще долго пытались получить возмещение ущерба и по завершении работы Комиссии. В 1883 году Конгресс США разрешил частным лицам подавать жалобы альтернативными способами. Тогда некоторые граждане начали обращаться напрямую в Сенат. В 1898 году наследники Анны Фицхью, хозяйки плантации «Рэйвенсворт» в Виргинии, подали в этот орган просьбу о компенсации стоимости 100 тысяч вязанок дров, реквизированных армией во время войны. И хотя Фицхью была сторонницей юнионистов и Сенат официально это признал, она арендовала землю у жены Роберта Э. Ли, поэтому любая выплаченная ей компенсация досталась бы его наследникам. (В 1890-е годы Джон Вашингтон Кастис Ли, сын Роберта Э. Ли, удалился в свои владения на пенсию.) И потому, заключил Сенат, наследники Фицхью не должны ничего получить. С течением времени большинство американцев во всех регионах страны забыли о само́м существовании таких людей, как Фицхью, ра́вно как и о тех, кто не придерживался никаких политических взглядов и просто пытался выжить. Помимо многих других мифов, культура «утраченной цели» распространяет еще и убежденность в том, что якобы все белые южане поддерживали сецессию и войну[421].

Отдельные ветераны-янки понимали моральную дилемму войны и пытались как-то примириться с тем, что они и их товарищи сделали с материальными ресурсами Юга. Бо́льшая их часть разделяла сложившуюся после 1865 года точку зрения – якобы все солдаты-северяне сражались отважно и достойно. Именно так большинство ветеранов и хотело запомнить эту войну. Некоторые из них пытались оправдать поведение армии. Рядовой Джон Биллингс неохотно рассказал, как именно армия США помогла региону – например, военные инженеры-янки укрепили там некоторые мосты. Другие оправдывали себя тем, что южане-мужчины могли вынести многое. По словам генерала Джона Поупа, они принимали ущерб, причиненный их постройкам во время войны, и безмолвно переносили утрату своих «старинных домов». Поуп восхищался их стоицизмом. Мы не можем знать, обсуждал ли генерал эту проблему хоть с кем-то из южан-мужчин, но, похоже, с женщинами Юга ему случалось разговаривать нечасто. Через шестьдесят три года после окончания войны Юджиния Биттинг ясно помнила «голый пустырь», открывшийся перед ней, когда она вернулась домой и обнаружила, что от ее дома и дворовых построек ничего не осталось. Супруга богатого фермера, в 1928 году она сказала своей подруге: «Ты можешь понять, что мы тогда почувствовали»[422].

Белые южане – сторонники Конфедерации безуспешно старались найти решение проблемы общей ответственности. В послевоенной Джорджии Джон Муир встречал выглядевших старше своего возраста и страдавших от эмоциональных травм людей, на которых война навсегда наложила свой отпечаток. Этот вежливый пацифист из Висконсина не испытывал ни малейшего стыда за то, что не пошел в армию, и сочувствовал белому населению Юга, однако от ожесточенности этих людей ему было не по себе. Он надеялся, что следующее поколение будет более счастливо. Тем не менее многие бывшие конфедераты стремились воспитать в молодежи враждебное отношение к янки. Уильям Д. Гейл, ветеран из Теннесси, заявил в 1865 году, что они с женой намеренно учили своего сына ненавидеть северян. Он использовал кулинарную метафору: по его словам, ненависть к Северу стала тем «маслом», которое его сын намазывал на хлеб. И вскоре в памяти Юга закрепилось представление о бесчинствующих янки. Так было проще, чем взглянуть в лицо фактам и признать весь тот вред, который армия белых южан причинила другим белым южанам и стране, в которой все они жили[423].

И действительно, война нанесла огромный вред человеческим ресурсам белого населения Юга – в особенности таким нематериальным ценностям, как способность здраво определять приоритеты и творчески подходить к решению политических, экономических и социальных проблем. После любой катастрофы, идет ли речь об антропогенном или природном катаклизме, выжившие опираются на крепкие связи внутри общины, однако в ходе Гражданской войны бо́льшая часть таких связей оказалась разорвана. В определенном смысле эта потеря оказалась катастрофой в той же мере, в какой ею было уничтожение материальных ресурсов. Сторонники Конфедерации утратили способность честно рассказать обо всем, что случилось, – а именно, о том, что армия Юга ничуть не уступала армии Севера, когда речь шла об эксплуатации мирного населения,