— Это я, — говорю я.

Она некоторое время молчит. Как будто не сразу может определить обладателя голоса. Как будто я и есть тот самый посторонний человек, случайно позвонивший на ее номер.

— Где ты был? — спрашивает она.

— За границей.

— Я пыталась тебя найти.

— Пришлось уехать. В Лондон.

— Э-э…

— По работе, — добавляю я.

— Ты в Норвегии?

— Только что вернулся.

— Связь плохая.

— Я тебя слышу хорошо.

— Я звонила тебе много раз. Трюгве тоже надо поговорить с тобой. Это чрезвычайно важно, Малыш Бьорн.

— Уехать пришлось без предупреждения.

— Я за тебя беспокоилась.

— Не надо беспокоиться, мама. Я только хотел извиниться.

— Извиниться?

Она делает вид, что не понимает. Но она прекрасно знает, о чем мы говорим. Мы оба знаем.

— За тот… вечер. За то, что я тогда сказал. Я был тогда не в себе.

— Ничего страшного. Давай забудем об этом.

Ее ответ меня устраивает. Потому что я совсем не уверен в искренности своих слов.

Диалог кончается привычными банальностями. Внезапно пришедшая в голову мысль заставляет меня спросить, можно ли мне забежать к ней на минутку. Я тут же раскаиваюсь, что спросил, но она так рада, что я не могу сразу сказать, что не приду. Мама говорит: «Пока!» — и кладет трубку. Я продолжаю стоять с трубкой в руке.

Звучит щелчок.

— Мама? — окликаю я.

В ответ тишина.

— Это ты? — спрашивает Рогерн.

Он и не думает спать, полностью одет. Впрочем, времени всего половина первого. В зубах сигарета. Глаза горят. Он тихо смеется и впускает меня в квартиру.

В комнате стоит сладкий тяжелый аромат. Вздохнешь пару раз — и уже на стенку лезешь. От запаха покрываешься потом, хочется раздвинуть стены и открыть окно. Рогерн хихикает.

На комоде кучкой лежит моя почта, которую он вынимал за меня. Среди газет, реклам и счетов я нахожу конверт от Каспара, в нем — телефакс из Института Шиммера, адресованный Инспекции по охране памятников. Они сердечно приглашают мистера Бьоерна Белтое на стажировку, о которой ходатайствовал директор инспекции. Более того, они предлагают мне дотацию на оплату дороги и пребывания, которая покроет практически все расходы. У них очень слабо развиты контакты с норвежскими учеными. Указаны телефон и имя. Петер Леви. Он будет заниматься мной, если я приеду. Они надеются, что так и будет. И скоро. Достаточно позвонить.

Я кладу письмо во внутренний карман и обращаюсь к Рогерну:

— У меня для тебя кое-что есть.

Он выжидающе мурлычет.

Я протягиваю ему CD. Он разрывает обертку. Прочитав все имена на оборотной стороне, сжимает кулак в знак благодарности.

— А скажи-ка, что это у тебя в сигарете? — спрашиваю я.

Вопрос вызывает у него взрыв смеха. Он кивает на что-то, что находится позади меня. Я оборачиваюсь.

Из спальни, шаркая, выходит девчушка. С первого взгляда кажется, что она ищет свою соску и розового мишку. Лет ей не больше четырнадцати-пятнадцати. Симпатичное лицо с макияжем и длинные темные волосы до талии. На ней черные облегающие трусы и рубашка Рогерна. На руках и вокруг лодыжек намотаны кожаные шнуры. На одном плече татуировка, напоминающая какую-то руну или оккультный символ.

— Николь, — представляет Рогерн.

Николь безо всякого выражения глядит на меня.

— Это Бьорн. Тот тип, о котором я тебе рассказывал.

Она опускается на диван, закидывает на стол одну ногу, подгибает под себя другую и начинает свертывать себе курево. Я не знаю, куда смотреть. Ее ногти на ногах покрыты черным лаком. Обнаруживаю еще одну татуировку. На внутренней стороне ляжки. Изображена змея, которая, извиваясь, ползет куда-то вверх.

— Конфетка, а? — Рогерн шутливо толкает меня. Я чуть не падаю. Мое лицо пламенеет.

Николь показывает Рогерну язык. Красный и острый. На кончике колечко. Она закуривает. Она выпускает дым через нос и приобретает ужасно бывалый вид. Как будто ей уже за пятьдесят и сорок лет из них она провела в публичном доме в Танжере. Ее глаза впиваются в мои. Я не в состоянии отвести взгляд. Хотя и пытаюсь. Ее взгляд — ледяной и гораздо старше, чем тело. Он проникает в меня через зрачки, потом забирается в головной мозг, начинает бродить по самым дальним закоулкам и поднимать крышки сундуков, хотя я считал, что они заперты на замок. Он скользит как по маслу в окрестностях моего гипофиза и задерживается там, отчего я вздрагиваю. Тут она отпускает меня. Улыбается. Как милая юная девица. Моя поверенная, посвященная во все мои секреты.

— У тебя снова были гости, — сообщает Рогерн.

— Гости? — машинально повторяю за ним. Я пытаюсь произвести уборку с проветриванием в своем мозгу после визита Николь и не понимаю, о чем идет речь.

— Два раза. Самое малое. Я их слышал. — Он показывает глазами наверх.

Жизнь наносит мне удар прямо в челюсть.

— Ты хочешь сказать, они проникли в мою квартиру? Снова?

— Да-с. И что чичас будешь делать? — спрашивает он.

Я не имею ни малейшего понятия, что буду делать.

— О чем это вы говорите? — спрашивает Николь.

— О всякой хрени, — отмахивается Рогерн.

— Что тут происходит? — настаивает она.

— Мужская хрень! — отметает он ее попытки.

— Бэ-э. — Николь выпячивает нижнюю губу.

В этот момент я случайно подхожу к окну и тут же замечаю красный «рейнджровер». Он на полном ходу мчится по дороге к нашему дому.

— Ах-ах! — вырывается у меня.

Рогерн следит за моим взглядом.

— Вот черт. За твоей хибарой наблюдение или что?

— Проблемы с копами? — спрашивает Николь. — Классно!

— Сумку! — тихо командую я сквозь зубы.

— Уно моменто! — отвечает Рогерн. Моя сумка с ларцом лежит в запертом комоде вместе с CD.

— Адиос! — кричит Николь нам вслед, когда мы с Рогерном выскакиваем из квартиры и мчимся вниз по ступенькам. Лестница кажется нам сейчас надежнее, чем лифт. Сумку я несу под мышкой.

На первом этаже я жду за дверью, пока Рогерн выясняет обстановку на площадке. Вернувшись, он показывает глазами вверх.

— Тачка стоит у дверей, — шепчет он. — Один сидит внутри. Лифт на десятом этаже!

Глаза его разгорелись. То, что происходит, не совсем реальная жизнь. Он сейчас участник телевизионной интерактивной игры в формате 3D.