— На, выпей, полегчает. Отвечаю…

Я по глазам немца вижу, он хочет задать вопрос, но не может. По его взгляду вопрос мне понятен, и я его озвучиваю:

— Это что, тоже «шило»?

— Нет, «шило» пьется вечером. А это на похмелье. Это «буравчик». Выпей, выпей. Нефтяником будешь!

«Буравчиком» меня угощали на атомоходе «Арктика». Могу засвидетельствовать: «буравчик» действительно не «шило», потому что «буравчик» — это не спирт с перцем, а спирт с небольшой добавкой жидкого азота. Кто-то из северян придумал, дабы спирт не так раздирал глотку, немного добавлять в него захолаживающего жидкого азота. Действительно, с такой добавкой, близкий к температуре абсолютного нуля, напиток, можно сказать, проскальзывает в организм, не задевая нежных слизистых оболочек гортани. Затем легкая фракция «буравчика» мгновенно испаряется с выдохом или иком, а спирт, как ценное вещество, остается в организме. Только пить «буравчик» надо очень быстро, ни в коем случае не смакуя, как виски с содовой.

Немцу очень хотелось стать нефтяником. Принял он «буравчик» и еще на пару дней поехал в гости к мадам Тюссо. Очнулся — наши опять над ним в галстучках консилиумом собрались:

— Одевайся. Сегодня едем на рыбалку. Поехали, поехали, два дня уже тебя тут ждем.

— Я не умею рыбачить, — взмолился немец.

— А что там уметь! Наливай и пей.

Уезжали немцы с подписанным контрактом. Растолстели на наших харчах. У того, который по-русски говорил, голова уже с трудом входила в кепочку. Впрочем, этого следовало ожидать: ведь он влюбился в повариху, которая им всю неделю готовила. Звали ее Варя. Это имя ей очень подходило. Она не могла быть ни Олей, ни Таней, ни Леной. Она могла быть только Варей. Готовила и варила с душой и умела открывать пиво обручальным кольцом. Все это очень нравилось немцам. Однажды они из-за нее чуть не подрались. То есть стало в них появляться что-то нашенское. Она же, Варя, выбрала того, который говорил по-русски. Ей нравилось говорить с мужчинами. Этого она на родине не имела. И, кроме того, хотелось понимать, как ее уговаривают.

Когда же мы прощались в аэропорту «Шереметьево», немцы мне сказали:

— У вас потрясающая страна! Похудеем — еще приедем. Нам очень понравилось. Спасибо. У нас, в Германии, работать гораздо сложнее. У нас бы полгода такой контракт обсуждали. Наверное, потому, что у нас нет такой бани.

Один из немцев действительно вернулся. Но я его уже не встречал. Мне рассказывали нефтяники, которые потом стали политиками, что Варе он привез новое обручальное кольцо. Все-таки добился своего — стал настоящим нефтяником!

1993–1994

Формула успеха

Сегодня главная мечта любого театра — съездить в гастрольную поездку за границу. Кого интересуют наши театры за границей? Разумеется, только наших эмигрантов. Думаю, поэтому во многих спектаклях теперь проскальзывает тема эмиграции. Даже классиков порой умудряются подчинить выгодной теме. В результате, приходя сегодня в театр, все чаще удивляешься тому, что, оказывается, Чехова, Пушкина, Толстого и даже Шекспира волновали проблемы нашей эмиграции!

В помощь режиссерам для решения их сверхзадач предлагаю следующее новое видение и трактовку известных всему миру пьес.

«Вишневый сад». Главная тема постановки — уезжать или не уезжать нашей интеллигенции в Израиль? Если уезжать, то что делать с вишневым садом? Продавать? Или сдавать в аренду здесь, чтобы на эти деньги немного лучше жить там? Лопахин должен олицетворять собою новое поколение российских бизнесменов, которые ничем не гнушаются и даже наживаются на отъезжающих. Самый большой успех обеспечен спектаклю, если Лопахин лицом будет похож на Жириновского.

«Анна Каренина». Главная героиня, естественно, еврейка, о чем свидетельствуют ее имя и фамилия: Аня Облонская. Влюблена в молодого еврейского офицера Вронского. Вместе они мечтают уехать в Израиль. Но муж, старый русский антисемит, не отдает им ребенка, национальность которого /по еврейским законам/ определяется по матери. Анечка отказывается уезжать без ребенка. Вронский бросает Анечку. Анечка бросается под паровоз! Паровоз символизирует государственную антисемиткою машину, сметающую на своем пути все, вплоть до тела безвинной Анечки, которой так и не удалось увидеть Землю обетованную.

Вообще тема антисемитизма в России будет иметь безусловный успех среди эмигрантов, поскольку среди уехавших из России в Израиль есть и евреи.

Поэтому для элитарной части эмиграции можно поставить повесть Гоголя «Нос». Почти каждый сидящий в зале будет думать, что это про него, и сопереживать побитому судьбой Носу. В очередях за билетами зрители будут восклицать: «Ну, вы поняли, каким антисемитом был товарищ Гоголь?»

С успехом пройдут у нашей эмиграции и пьесы Островского, так как они даже своими названиями напоминают еврейские народные мудрости. Лишь в конце названия на афишах желательно всегда добавлять вопросительный знак и произносить их с одесско-дерибасовской интонацией: «Бедность не порок?», «Свои люди — сочтемся?», «Правда хорошо, а счастье лучше?».

Словом, если подумать, окажется, что на Западе можно легко иметь успех с любой хрестоматийной пьесой.

«Три сестры». В одном интеллигентном еврейском дворянском доме живут три молодые девушки: Ольга Марковна, Мария Исааковна, Ирина Моисеевна. Все они — родные сестры. Трагедия семьи заключается в том, что через их провинциальный город когда-то давно прошел царский полк еврейских казаков.

«Евгений Онегин». Старинный еврейский род Лариных. Татьяна и Ольга Лоринзон. Имение под Бердичевом. Два коммивояжера, Ленский и Онегин, привозят перед Пасхой мацу. Онегин предлагает Ленскому всучить некачественную мацу провинциальным лохам. На благотворительном балу в честь раздачи мацы бедным сироткам-евреям Онегин приглашает Ольгу, невесту Ленского, на танец «семь-сорок». После танца Ленский посылает Онегину вызов. Онегин с радостью принимает вызов и уезжает по этому вызову в Тель-Авив.

Можно достойно осовременить и либретто оперы «Иван Сусанин». Русский народный герой-антисемит обещает провести отказников-евреев в Израиль кратчайшим путем через Кострому.

Но самая глубокая философия, связанная с эмиграцией, заключается в трагедии Шекспира «Гамлет». Да, сам Гамлет — датчанин, чего, естественно, нельзя сказать о Розенкранце и Гильдестерне. Глядя на этих двоих зажиточных вельмож, герой, у которого не все ладно в королевстве, всерьез задумывается: а не сменить ли ему свою никчемную национальность? Поэтому свой главный монолог «Быть или не