Иной подход был характерен в восточноазиатском мире, имеющем существенно более протяженную, многовековую историю высшего образования. Конфуцианские университеты и академии появились еще в первых веках нашей эры. Так, например, Императорский университет в Китае был основан в 258 году, а Академия Ханьлинь – в 738-м. Главной задачей этих заведений была официальная интерпретация классических произведений Конфуция и подготовка чиновников для государственной службы. Традиционная конфуцианская модель университетского образования основывалась на ряде принципов: холистический подход к восприятию мира[115], единство с природой, приоритет семейных и общинных ценностей, ориентация на власть и трудовую этику.

Обучение при этом фокусируется на личности человека; предполагается концентрация внимания не только на развитии интеллекта, но и на формировании духовной личности с эмоциональными, эстетическими задатками и способностями к дальнейшему развитию. Если при этом западная научно-образовательная модель была ориентирована на активное преобразование жизни, то восточная – на созерцание и невмешательство в нее. Восточная модель преобладала в национальных восточноазиатских системах высшего образования вплоть до конца первой четверти XX века.

Но во второй половине ХХ века и Западу и Востоку пришлось задуматься о приспособлении своей модели к новым реалиям. То, что было явным преимуществом, теперь требует мер по нейтрализации своих негативных сторон. Фундаментальная научная подготовка и высокий уровень культуры, формируемые западной моделью университета, представляются слишком затратными и избыточными в век прикладников и прагматиков. Прочные знания стали не столь ценными, так как всякое знание быстро устаревает. С другой стороны, семейные и общинные ценности, превозносимые восточноазиатской моделью, часто приводят к «клановому капитализму» и тормозят развитие современной экономики.

Налицо кризис обеих моделей, усиливающийся тем, что университет как таковой перестал в конце XX века быть лидером в трансляции знаний. Эту функцию в большей степени взяли на себя электронные средства массовой информации. В то же время западная и восточноазиатская модели университета, уходящие своими корнями в совершенно различные культуры и религии, продолжают сохранять свою идентичность и доминировать в рамках соответствующих им социокультурных ареалов.

Важно отметить, что когда мы говорим о какой-либо модели (западной, восточной или американской) в единственном числе, то делаем это весьма условно, поскольку каждая из них предполагает наличие вариантов. В частности, американская модель наиболее известна в двух вариантах: «предпринимательский университет» и «исследовательский университет».

Университет предпринимательского типа функционирует за счет многоканального финансирования, обеспечиваемого самостоятельным поиском источников средств в рамках правового поля. Он вынужден постоянно инициировать всё новые и новые виды деятельности, трансформировать внутреннюю среду и модифицировать взаимодействие с внешней средой. Наиболее успешные университеты такого типа, как правило, являются соучредителями новых компаний – стартапов – и ориентируются прежде всего на прикладные исследования и производство инноваций. Они отличаются от коммерческих предприятий тем, что целью здесь является не максимизация прибыли, а получение средств, необходимых для их дальнейшего развития.

Исследовательские университеты основаны на принципах элитности или совершенства во всем: качестве и результатах исследований, уровне подготовки своих абитуриентов и студентов, квалификации преподавателей, размерах привлекаемых финансовых средств. Всё это является предметом конкуренции глобального масштаба.

Процесс переноса американской модели университета в иные социокультурные ареалы везде имеет свои особенности. В Восточной Азии он принимает форму как прямого, так и частичного заимствования. В последнем случае возникают университеты постконфуцианского типа. В них сливаются во едино традиции конфуцианства и динамичной культуры современности. Но национальная идентичность при этом не утрачивается. В Западной и Восточной Европе, судя по всему, этот процесс происходит более драматично. Многие в сфере образования и в обществе восстают против внедрения классической западной модели университета. Им претит необходимость участвовать в «чемпионатах» по измерению количества публикаций и т. д. И их можно понять.

Российским вузам необходимо сосредоточиться на поиске своей национально-гармоничной модели, которая, с одной стороны, позволила бы сохранять и развивать «идею университета» как института с особой социокультурной миссией; а с другой – адекватно отвечать на вызовы глобализации. Найти такой баланс чрезвычайно трудно, но возможно. Такая модель может быть многовариантна в зависимости от множества факторов, в том числе от состояния и возможностей вуза, а также внешнего социокультурного контекста.

Для страны, конечно, хорошо, если и в образовании будет существовать «система производства» разных отрядов среднего класса. Это может существенно снижать риск внутренних неурядиц, цветных революций-переворотов, гражданских войн, диктатур и т. д. Средний класс придает государству стабильность. Но формирование в стране какого-то драйва, темпа, вектора развития – вот это всё-таки будет сильно зависеть от той сравнительно небольшой части системы образования, которая способна производить человеческий капитал, конкурентоспособный в планетарном масштабе.

Как отмечалось выше, важное направление формирования будущего России связано с имеющимися традициями качественного образования в ряде сфер: математика, физика, ИТ, биология и ряд других. В подобных областях нужно стремиться к достижениям лидирующих позиций международного уровня и «монетизации» результатов.

В первое десятилетие XXI века число иностранных студентов в мире удвоилось, достигнув, по оценке ЮНЕСКО, 4,2 млн человек. К 2025 году ожидается очередное удвоение: уже 8 млн молодых людей будут учиться за пределами своих стран. Вполне естественной кажется идея поучаствовать в дележе одного из самых быстрорастущих мировых рынков. Развитие экспорта образования – серьезная национальная задача для нашей страны. Нам есть что предложить, чему научить. В этом смысле особое значение приобретают ситуации, образующиеся в силу исторических причин, когда пересекаются разные культурные пространства и идентичности.

России для получения разнообразной пользы от имеющихся очагов качественного обучения прежде всего нужно формировать максимально эффективную именно для нашего развития систему образования. Лишь как о побочном эффекте можно потом думать и об экспорте образования. Пока Россия занимает весьма скромное место на мировом рынке экспорта образовательных услуг. Общий объем этого рынка (как высшего, так и послевузовского образования) оценивается экспертами в 200 млрд долл. По результатам 2016 года Россия с объемом экспорта в 1,46 млрд долл. занимает менее 1 % этого рынка. Но за десяток лет доходы российских вузов от экспорта услуг выросли более чем на 410 %: с 356,2 млн долл. в 2005 году до 1462 млн долл. в 2015-м[116].