Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Простите, государь-цесаревич, но все происходящее выглядит, как принуждение! — сказал Воронцов, отводя взгляд.
— А мне кажется, что это задел на долгую и славную работу. Как будете готовы обсудить прожект русского масонства, я приму Вас, — сказал я.
На следующий день Петербург превратился в огромное логово сплетников и фантазеров. Какие только небылицы не рассказывали те, кто «ну точно, я ж там был»!
Через десять дней пришло извещение, что Елизавета Петровна, узнав о новом покушении на племянника, мучилась сердцем и принимала лекарства. Расследование, как и предполагалось, было возложено на Александра Ивановича Шувалова.
Пусть расследует, тем более, что его люди прибыли через два часа после завершения спектакля и вполне себе принимали предложенную мной версию. Не было ни баллистических экспертиз, ни перекрестных допросов, достаточно было моего слова и версии. Пули предъявлены были, погоня действительно была. Интересно! А кому-нибудь в голову может вообще прийти мысль, что цесаревич способен на такие представления?
Подкрепляло версию о причастности «американца» еще и то, что Тайная канцелярия вела его. Да, Бенджамин Франклин имел со мной разговор, в котором отзывался крайне нелицеприятно о русской императрице, за что в грубой форме был выгнан мной с приема, тихо, без скандала, но, не дожидаясь его завершения. Что делал этот господин далее, мне не известно, как и его мотивы. Нити расследования ведут к английскому послу, и в это обстоятельство я не собирался никоим образом вникать. Захотят обвинять Англию, пусть обвиняют, скорее всего, карта может быть разыграна с той позиции, что обстоятельства участия английского посла окажутся забытыми.
Ну и пусть, своего я добился — Роман Воронцов деятельно включился в работу, и продумывает структуру, символику и идеологическую составляющую истинно русского масонства.
*…………*……….*
Москва
18 марта 1750 года
Императрица была в преотвратнейшем настроении, что было вызвано плохим самочувствием. Мало того, что буквально недавно сильно болело сердце, да так, что задумалась писать ли завещание, чтобы не умереть, как батюшка на словах «отдать все…».
Сегодня болел уже живот. Не помогал даже угольный порошок, который обычно снимал боли живота. Дело в том, что Елизавета, готовясь к Великому посту, позволила себе изрядное количество всевозможной жирной пищи, прежде всего, свинины и баранины. Запивала все это сладкими крепкими ликерами, потом съела неподсчитанное количество многих видов конфет. Как результат — и пищевое отравление, и изжога, и обострение язвы, с болями в мочеполовой системе — камушки в почках зашевелились. Не сказать, что было смертельно больно, но настолько некомфортно, что говорить о чем-либо государыня не желала и принимала только своих портных, да позволяла чесать себе пятки.
Елизавета уже напереживалась от известий о покушении на Петра Федоровича, государыня не могла понять мотивацию убийц, что-то в этом деле было не так. Но за жизнь своего племянника готова была рвать и метать. Каких усилий стоило отговорить государыню от обвинений в адрес английского посла, знают все ее приближенные, которым даже пришлось объединить свои усилия и использовать все методы влияния на мнение императрицы. Тем не менее, канцлер Бустужев стал тем «молниеотводом» для всего двора. Его, как главного англофила, Елизавета отчитывала особо.
На удивление, уже на следующий день, когда еще не успели нарадоваться своей победой все недоброжелатели канцлера, Бестужев был вызван императрицей и Алексей Петрович имел долгую беседу с государыней.
А события, между тем, за последнюю неделю понеслись вскачь, по крайней мере, во внешней политике и без канцлера понять, что происходит было сложно.
Англия, Пруссия, Швеция, Австрия, Франция, Речь Посполитая, даже Испания — вот те страны, которые в той или иной степени обратили на себя внимание своими действиями. Закручивался такой геополитический клубок, что, сидящий уже второй день возле спальни государыни, Алексей Петрович Бестужев-Рюмин, этот опытнейший дипломат, не знал, как его распутать. Единственное, что приходило на ум, как не гнал подобные мысли хитроумный политик, так это разрубить узел, как некогда сделал Александр Македонский с «Гордиевым узлом». Нужна победа — решительная, тогда все измениться.
— Заходи, Алексей Петрович, Лизе стало легче, примет, — к канцлеру вышла Марфа Шувалова, которая часто, особенно во время болезней государыни, была рядом с подругой.
— Спаси Бог, Марфа Егорьевна, — сказал Бестужев и мысленно поблагодарил нерасторопных слуг, которые так долго несли хлебное вино и закуски, иначе опять государыня укоряла за пьянство, а то и иные грешки вспомнила и так чуть в опалу не попал.
— Ведаю, Алексей Петрович, что два дня сиднем сидишь у меня в парадной, да принимаешь там послов, но худо мне было, знамо то тебе. Вот и не стара еще, а хвори, как у старухи, — Елизавета увидела, как Бестужев собирается возражать и остановила его. — Нет нужды на то, кабы услащать меня речами, дела сказывай.
— Начну, матушка, с османов, — Бестужев раскрыл огромную черную папку и достал первый лист бумаги из нее. — Махмуд отозвал своих посланников и переговоры прервались. Быть войне уже точно.
— Ну, сие было ясно, дале говори, — сказала императрица.
— Франция уменьшила поддержку султану. Токмо закончила строительство на верфях Константинополя три линейных корабля, да передала еще мушкетов. Тако же французы грозят ударить по нашему флоту, учинить злодейство, если русские корабли пойдут вдоль границ Франции, — канцлер сделал паузу для осознания императрицей ситуации.
— А что Англия? Мы союзники, наши две дивизии стоят у Ганновера, корпус в Лифляндии так же кормится за серебро англичан, — спросила Елизавета.
— Молчат, не дают денег на лифляндский корпус и просят забрать те самые дивизии от Ганновера. Думаю, матушка, что англичане желают показать нам, что они союзники, но боле не нуждаются в русских полках. Токмо ежели французы пригрозят своим флотом, то Англия не допустит… — Бестужев замялся.
— Что, канцлер, не уверен в своих англичанах? Денег хоть дали тебе? — усмехнулась государыня, впервые за три последних дня.
— Нет, матушка, не дали, — Алексей Петрович улыбнулся. — Предлагаю повременить с отгрузкой зерна, парусины и пеньки для англичан, пустить слух, что к Франции думаем посла слать. Сказать, что цесаревич просит тебя, матушка, мириться с Фридрихом прусским, а ты думаешь. Послу намекнуть, что с убивцей, покушавшегося на цесаревича, разговоры имел, пусть подсобит. У нас только нужда, дабы корабли прошли в медитерранские воды. Спужаются англичане, да и уступят.
— Пошли посланника в Пруссию, чтобы говорить о проходе наших дивизий к Австрии, далее на османскую границу. Но ни Франция, тем паче Англия, ведать о сим не должны. Пусть думают, — от осознания своей хитрости и ума, у государыни даже прошли боли в боку, и она ощутила чувство голода, которое не замечала из-за постоянного болезненного дискомфорта.
— Австрия не желает воевать и сказывает то, что через год вступит, несомненно, в войну, но не сейчас. Получили они по мордасам от турки. Я отвечу австрийскому послу, что так же и мы поступим, не станем в спешке вводить армию, коли прусский мужеложец задумает каверзу, — канцлер взял следующую бумагу. — Вот, матушка, еще Испания прислала нам письмо. Говорят, что Россия занимает их земли в Америке.
— А что мы их земли заняли? Сие Петруши проказы? — удивилась Елизавета и стала проявлять свое недовольство. — Вот что он начудил? Мыслила, что муж здравый, а он и войну начал с султаном, рассорил нас с Австрией, шведы войны хотят, тут еще и гишпанцы [на самом деле Испания официально заявила свои права на Калифорнию только в 1750-х годах, пусть и ранее считала земли своими].
— Не гневайся, государыня, я тако ж думал, но разобрался. Ничего у Испании на те земли нету, пусчай попыжатся, да супокоются. Они союзники Франции, вот и вторят ей, — канцлер стал перебирать бумаги, пока не нашел нужную. — Это, матушка, тайная бумага из Парижу. Тут говориться, что Людовик ранее давал оружие и обучал строю турок, прислал более пяти