— Здравствуйте, мистер Гастингс. Пиво на кухне.

Он был рад Гейбу Дэлтону — не придется чувствовать себя совсем уж не в своей тарелке. С высоты своего величия, вооруженный трубкой и защищенный бородой, тот рассуждал сначала про одно, потом про другое. Морочил ребятам голову. Не прерывая речи, он тронул руку Тони с большим значением, как то: приятно видеть, что ты выбираешься из своей кельи, дружище. Разочарованный, Тони поглядел по сторонам. Он пошел на кухню и увидел там Луизу Джермейн.

Прислонясь к холодильнику, она говорила с Оскаром Гаметти и Мирой Слу. Увидела его и помахала рукой. Она была такая яркая, высокая. Красно-синяя футболка, пшеничные волосы забраны синим шарфом.

— Принесу вам пива.

Пивной бочонок в углу; она набрала стакан и протянула ему. На кухне было тише, чем там, где гуляли остальные. Она была рада, что он пришел, как будто верила, что так будет. Оскар Гаметти задал ему вопрос, и он заговорил. Студенты вежливо стояли перед ним, и он говорил, точь-в-точь как Гейб Дэлтон, все свободнее и свободнее, с высоты своего возраста и знаний, о политике, математике и кафедре математики. Он подумал: с каким уважением они к нему относятся, как восхищенно ловят каждое его слово.

Он приметил бугорочки грудей под футболкой Луизы Джермейн. Захотел поговорить с нею по-другому, что-нибудь другое ей сказать. Она слушала с интересом, охотно, как ему думалось, ее глаза, казалось, горели, глядя на него. Он хотел отделить ее от остальных. Он подумал, как это сделать. Он подумал: на чем она сюда приехала, как собирается уезжать, не мог бы он, скажем, отвезти ее домой. Можно ли ей это предложить — как ни в чем не бывало, так, чтобы не шокировать ее и не привлечь внимания остальных.

Он стал рассказывать свою историю, все с самого начала, с ночи на шоссе. Он подумал, что они, возможно, и так ее знают, но студентам он ее прежде не рассказывал. Он слышал себя как будто со стороны, сам едва мог поверить, что делает это, и рассказывать ему было стыдно, но остановиться он не мог. Он рассказывал самыми простыми словами, без пафоса, но не опускал ничего существенного. Он рассказывал, как о чем-то таком, что должен знать каждый, словно давал урок жизни. Их лица посерьезнели, они качали головами и выглядели потрясенными. Он видел широко раскрытые, полные благоговения и ужаса глаза Луизы Джермейн, глядевшие так, будто она хотела его поцеловать.

После повествования Мира Слу сказала:

— Мне пора домой.

Тони сказал:

— Мне, наверное, тоже. Скоро. — Потом, не слишком громко: — Я могу кого-нибудь подвезти. — Мира Слу не услышала, остальные, отвернувшись, где-то разговаривали. Он посмотрел прямо на Луизу Джермейн. Еще раз, ей: — Я могу вас подвезти?

Родные глаза и лицо, хотящее поцеловать, спрятали приятное удивление.

— Ой, спасибо, — сказала она, колеблясь, и прибавила: — Я приехала с Норой Дженсен.

Он дал проглянуть разочарованию. Она сказала:

— Пойду ее спрошу. — И, словно передумав: — Встретимся внизу.

Ни дать ни взять интрига, сговор. Его сердце подпрыгнуло. Когда она уходила искать Нору, он заметил ее легкую улыбку. Его чувство собственного достоинства несколько пошатнулось. Он попрощался с Гейбом Дэлтоном, который все вещал в дверях, и один спустился вниз, где дожидался Луизу Джермейн, гадая, придет она все-таки или нет, под разладный стук своего сердца.

Интервал в тексте не означает конца главы, но Сьюзен Морроу прерывается — тут какая-то преграда. Она предвидит скорую постельную сцену. Он не убеждена, что хочет это читать — разве только сумеет не подпустить туда Эдварда. Нервного Эдварда, чья постельная изобретательность в жизни была небогата. Он ее разозлил. Своим снобским изображением преподавательской вечеринки. Сама она преподавательские вечеринки любит — считает, что университетские люди умнее и развитее большинства других. Тони тоже ее разозлил, ее потрясло, что он рассказал студентам свою трагедию, возмутило, что он так по-мужски предпочел Элинор молодую Луизу. Опять же вопрос: этично ли трахать аспирантку, подумал ли он или Эдвард об этом?

Что ее беспокоит, мешает читать? Рози висит на телефоне, говорит с Кэрол. А если Арнольд дозванивается из Нью-Йорка? Ничего, пусть говорит. Сьюзен надеется, что не дозванивается. Эта мысль ее удивляет, с чего бы ей на это надеяться? Она без всякой уважительной причины боится его звонка и вдруг понимает, что боится и его возвращения завтра — завтра? — ей бы хотелось, чтобы был еще день на подготовку. Она представляет, как он привозит ей некий ужасный подарок. Некий подарок, который никакой не подарок — нечто смертоносное. Что это будет? Она не знает, мысль об этом опухолью сидит у нее в голове, бесформенная и непрозрачная, как уголь.

Она улавливает снаружи изменение звучания города, вызванное снегопадом. Слышит, как снег укрывает машину, которую ей завтра придется отскребать, и дорожку, которую придется расчистить — ей или Генри. Ее поражает странность того, что она делает — читает выдуманную историю. Приводит себя в некое особое состояние, наподобие транса, а кто-то другой (Эдвард) выдает плоды воображения за действительность. Вопрос на потом: что я на самом деле делаю? Учусь ли я чему-нибудь? Становится ли мир лучше, Эдвард, от этого взаимодействия между тобою и мною?

Мир Тони похож на мир Сьюзен, но он выстроен вокруг насилия и поэтому совсем иной. Что, думает Сьюзен, я получаю от того, что меня сделали свидетельницей такого несчастья? Усиливает этот роман различие между жизнью Тони и моей — или сближает нас? Угрожает он мне или успокаивает меня?

Такие вопросы приходят ей в голову и остаются без ответов во время перерыва в чтении.

Ночные животные 20

(продолжение)

Он ждал у лестницы, где курили двое студентов. Луиза Джермейн задерживалась, не шла. Он представил себе, как Нора Дженсен говорит: да ладно, давай я тебя отвезу, и подумал, могла бы Луиза ответить: но я хочу, чтобы мистер Гастингс меня отвез?

Тем временем спускались другие. Габриель Дэлтон, по-прежнему говоривший с двумя ребятами, которые шли следом. За ними — собственно Нора Дженсен и Мира Слу, но без Луизы. Он подумал, не ускользнула ли Луиза, есть же пожарный выход, черная лестница. Он начал отчаиваться, но увидел, как спускается тонконогий человек, говорящий с кем-то выше по лестнице, джинсы и плетеные туфельки, красно-синяя футболка, да, Луиза Джермейн. Она оживленно взглянула на него, он подумал, что она возьмет его за руку.

— Затруднения, — сказала она.

Он пошел с нею к машине, остальные смотрели на них, делая выводы. Она шла быстро, широким шагом.

— Что за затруднения?

— Ничего особенного. — И сказала: — Спасибо.

— Не на чем. — Он заметил ее приятный взгляд. Он открыл ей дверь, и она потянулась отпереть ему. Она сидела, положив руки на колени, и вздохнула, напоказ, подумал он. — Что случилось?