Приказ этот в корне менял одну из основных статей прежних боевых наставлений XVII века, составленных в 1653 году, по которым всякому кораблю, поднявшему в бою сигнал о бедствии, ближайшими к нему должна быть оказана посильная помощь, если только самому спасающему не грозит опасность попасть в плен или быть потопленным.

Весь XVIII век эта статья, несколько изменяя свою редакцию, оставалась незыблемой. Она сохранилась в боевых наставлениях 1797–1816 годов и в последней своей редакции гласила: «Если корабль поврежден настолько, что ему грозит опасность быть уничтоженным или взятым в плен, ближайший к нему наименее занятый противником корабль должен оказать немедленную посильную помощь и содействие».

Никогда еще в нашем флоте не действовало столь жестокое правило, как объявленное новым приказом. Оно показывало, в какие безжалостные условия попадали моряки в современной войне, условия, несравнимые с теми, в которых моряки вели борьбу в былое время.

Вторым результатом гибели крейсеров стал приказ, запрещающий броненосным судам останавливаться для досмотра коммерческих судов. Последнее подвергало суда слишком большой опасности от подводных атак, и поэтому в состав крейсерских эскадр для этой цели включили подходящие малые вооруженные суда.

Кроме двух названных мер, была изменена и дислокация флота. План войны предусматривал в экстренном случае передвижение эскадры Канала в Северное море, и за день до гибели трех крейсеров типа Cressy намеревались перевести в Ширнесс 5-ю линейную эскадру адмирала Бернея на случай серьезных попыток неприятеля атаки новой транспортной линии, но после получения известия о трагедии намерение это не было исполнено. Увеличивающаяся активность неприятельских подводных лодок и заградителей заставила образовать новый район дозора у восточного берега Шотландии.

Раньше для этой цели сюда часто посылались из Хамбера старые броненосцы, но теперь было запрещено нести дозорную службу броненосными судами.

В довершение появилось подозрение, что неприятель пользуется траулерами для постановки мин в открытом море. Теперь мы знаем об ошибочности этого подозрения, но в то время оно было настолько сильно, что Адмиралтейство вопреки своим взглядам пришло к решению хотя бы частично выполнить меру, предложенную адмиралом Джеллико. Поэтому было объявлено, что с 1 октября все порты восточного побережья закрываются для нейтральных рыбачьих судов и, кроме того, объявляется запретная военная зона — к северу от широты Висбю (54°30′ Nord) до долготы 1° Ost и к югу от Висбю до долготы 2» 30' Ost. Все нейтральные рыбачьи суда, замеченные в этих границах, подозреваются в постановке мин. В объявлении разъяснялось, что суда, которые по первому предупреждению уйдут, не будут преследоваться, но пренебрегающие запрещением будут арестованы, и с ними поступят, как с нарушителями нейтралитета.

Возвращением к архаическому понятию mare clausum (закрытое море) мы были обязаны гнусному попранию немцами морских обычаев, освященных веками.

Как бы ни противоречили нашему морскому мировоззрению подобные меры, приходилось признать, что дальнейшая поддержка незыблемости морского закона, освященного благородными традициями, делалась невозможной. Никогда еще со времени появления самодвижущейся мины она не имела такого потрясающего успеха, как 22 сентября. Продолжать закрывать глаза на факты, доказывающие непригодность старых методов, становилось немыслимым.

Главнокомандующий считал, что Германия, находясь в положении воюющего, применяет вполне рациональные для нее методы войны, направленные на ослабление боевой мощи нашего флота для решительного морского боя. Наши действия должны исключать всякий риск для больших судов и сводиться к самой беспощадной борьбе всевозможными средствами с подводными лодками неприятеля и его торговлей. Если Германия пользуется рыбачьими судами для военных целей, то и мы можем делать то же самое. «Мы должны, — заявил он, — широко пользоваться траулерами», и тут же набросал краткую схему действий.

Эти действия возлагали на Адмиралтейство новую большую работу как раз в то время, когда военное положение Франции в свою очередь предъявляло к нему особенно серьезные требования.

Гонка к берегу моря приближалась к критическому моменту. Энергичными фланговыми движениями фронты как союзников, так и неприятеля вытянулись к северу до Арраса, и между левым флангом союзников и морем, у Дюнкерка, оставался промежуток длиной в 50 миль, очень слабо защищенный. По предложению французского командования, большая часть нашей морской пехоты перешла в глубь страны, в Кассель, а один батальон был продвинут в Лилль; далее к востоку находились французы, занимавшие Турне.

Силы эти были слишком ничтожны, чтобы воспрепятствовать предпринятому немцами наступлению на севере.

Бельгийская армия никакой помощи оказать не могла; начатая ею из Антверпена наступательная операция для удара по коммуникационным путям неприятеля потерпела неудачу. Подошедшие из Германии подкрепления вынудили ее 28 сентября отступить за линию антверпенских фортов, которые уже обстреливались.

Одновременно на главном театре происходили большие события.

В этот же день потерпела окончательную неудачу попытка немцев прорвать центр союзников у Реймса. Только желанием не отступать от первоначально намеченного плана войны можно объяснить их малое старание пробиться до этого времени к портам Канала; только теперь, поняв свое заблуждение, они начали обходное движение на север.

Генерал Френч, учитывая момент, увидел, что наступило время передвинуть британский экспедиционный корпус на его естественное место, т. е. на морской фланг. Сделанное им в этом смысле предложение было тотчас же принято генералом Жоффром. Вся надежда на успех этой попытки обойти правый фланг немцев зиждилась на успешности совместной франко-британо-бельгийской операции во Фландрии. В этот момент безопасность Антверпена и полевой армии, в нем находящейся, имела особо важное значение не только с морской точки зрении, но и с сухопутной.

Обстановка требовала обеспечения положения, позволявшего высадить войска с моря в избранном пункте. Наши VII пехотная и III кавалерийская дивизии были готовы выступить в поле; флот, принимая на себя ответственность за перевозку этих частей, мог перебросить их в Дюнкерк или Остенде, но без совместных действий с бельгийцами английские силы были недостаточны.

Кроме этих соображений о возможности операций непосредственно с Фламандского побережья, были еще и другие.

В начале сентября бельгийское правительство, убедившись на судьбе пограничных крепостей в невозможности для Антверпена устоять против генерального наступления немцев, просило союзников гарантировать ему двадцать пять тысяч человек для обеспечения отступления бельгийской полевой армии на Гент, Брюгге и Остенде.

Подобное развитие событий кампании ставило перед Адмиралтейством сложнейшую задачу.

С передвижением всей британской армии к северу Сен-Назер не мог более служить базой. Кроме распоряжений, связанных с обратной переброской базы в Гавр, приходилось еще заботиться об охране транспортных линий в Остенде и Дюнкерке. В это напряженное время произошел случай, который удвоил затруднения и до крайности усложнил весь план.