– А Никифор согласится? Да и с боярином Корнеем переговорить бы… – после паузы, потребовавшейся, чтобы прожевать и оценить услышанное, Григорий вопросительно посмотрел на Мишку. – Не скрою, заманчиво… Но ведь и раздор промеж своих – не дело.

– Согласится, – Мишка придавил собеседника тяжелым взглядом. – Есть у меня для него слово заветное. Пусть дядька Никифор общими вопросами занимается – он тоже замахнулся не по-малому, ему на все не разорваться. Так что уговорим… по-семейному. И к деду тогда вместе пойдём.

– Да-а, правду Семен сказал… Ну так он ни разу ещё не ошибался… – непонятно протянул Григорий. – Что ж, боярич, ежели ты ко мне с доверием, то и я не лаптем пришибленный, чтобы не понять, с какой стороны редьку надкусывать. Согласен!

«А Григорий-то мужик правильный и, похоже, не сильно пугливый. Тем лучше, пора нам кадрами обрастать. Свои растить – дело хорошее, но и теми, что на пути попадаются, нечего разбрасываться. Управленец вы, в конце концов, или прачка? Вот и будем работать с перспективным персоналом, пришедшим со стороны. Как легче всего выжить маленькой пешке? Правильно, обставиться вокруг тяжелыми фигурами. Да и вырасти так проще. А посему увидели фигуру, определили ей место, убедились, что она это место правильно понимает, и ставим на доску…

Вот анкл Ник, к примеру. Прежде чем он до вас доберется, ему через Григория придется пройти, а тот свою позицию – управляющего всеми семейными капиталами Лисовинов – теперь насмерть станет оборонять, что есть вполне годная защита вашей, пока что очень тощей в торговых делах, задницы.

И да, теперь аллюром три креста[5] Андрюху женить, пока не передумал! Хотя, куда он денется – влип мужик: сам не заметил, как увёл бабу из-под носа толпы завидных туровских женихов, даром, что те не за прекрасными глазами его Арины, а за приданым охотились. Оббалдеть, сэр Майкл, через два «б». Куда там этому лоху из «Аленького цветочка»! Вот у нас, я понимаю, – романтика! «Сон в летнюю ночь» плавно перетекал в «Ромео и Джульетту», но на полпути передумал и вляпался в «Венецианского купца». Уильям наш Шекспир нервно курит за овином».

* * *

Дед слушал рассказ внука о разговоре с купцом с интересом, возрастающим по мере повествования, а в конце у Корнея и вовсе глаза загорелись.

– Кхе… Как ты говоришь? Управляющий Лисовинов в товариществе Никифора? – и вдруг заржал. – Для купчины жирный кусок мимо рта… С этой стороны он беды и не ждет! А с другой… – Воевода прищурился, как будто выцеливал, куда стрелу пустить. – Дядька твой за спиной сильного рода не имеет, у отца его братьевсестёр не было. Его род – это мы, так что на нас жаловаться ему вроде некому… Не князю же… Да и про купчат у нас в обучении забывать не следует. Отцы их Никифору, конечно, не родня, но и дразнить их попусту не стоит: вон, в Новгороде купцы и князю от ворот поворот, бывало, давали… Мы, слава богу, от Новгорода далеко, но остеречься не помешает.

– Остережёмся, деда, обязательно. А про Андрея с Ариной дядьке Никифору ещё никто не сказал?

– А кто скажет? – пожал дед плечами. – Бабы при нём нет, чтобы сплетни и пересуды собирать, а нам только и забот – языки чесать, к кому там Андрюха на сеновал повадился.

– Да какой сеновал – они уже одним домом живут.

– Тем более! Кхе… – Корней тяжело поднялся. – Как ты говоришь? Кадры? Ну так, пока наши с тобой кадры в часовне инеем не покрылись, пойдём и мы. Помолимся…

Сотник покосился на внука и осенил себя крестом:

– Во славу отца, и сына, и святого вну… Тьфу, духа! Аминь! Помилуй мя, Господи.

Декабрь 1125 года Михайловская крепость и окрестности

Прежде чем отправиться на разговор с дедом, Мишка успел проинструктировать дежурного урядника, как для задуманного мероприятия должна выглядеть трапезная. И тот его не подвел – расстановка столов почти в точности повторяла то, что Мишка видел на княжеском пиру. Соорудили даже нечто вроде помоста из бревен, «на живую» скреплённых досками, принесенными с лесопилки и накрытыми для пущего эффекта какими-то шкурами. И как только успели? Вот на этом помосте и стоял стол для Лисовинов и их ближников.

А ещё Мишка не без некоторого злорадства представил физиономию Луки Говоруна, когда тот обнаружит отдельно стоящие столы для баб. Против обычая, заведенного при княжеском дворе, даже рыжий полусотник, известный непрошибаемым мужским шовинизмом, не попёр бы, тем более, сейчас. Вякнешь, не подумав, что-нибудь против, а ну Великая волхва, она же боярыня Гредислава Всеславна, за обиду примет? И будешь потом сто лет в болоте рыжей жабой квакать. Шовинизм шовинизмом, а бережёного Бог бережёт.

Какими путями и с привлечением каких средств убеждения были добыты белёные и крашеные куски полотна, которыми украсили стены там, где не хватало расшитых рушников, Мишка благоразумно интересоваться не стал. Отметил только, что отроки по прихоти случая угадали последовательность цветов, развесив на торцевой стене, аккурат за подиумом, отрезы в соответствии с тем, что в будущем станет национальным флагом: белое – синее – красное полотнища одно под другим невольно бросились ему в глаза.

«Хорошо хоть нет портретов членов Политбюро или президента, за полным отсутствием оригиналов.

Пусть висят, синее полотнище, хоть и в единственном числе, неплохое свидетельство благополучия, ибо краситель привозной и весьма недёшев, гости такой намёк оценят. Обрадуются или нет – второй вопрос».

На свободных местах между кусками ткани «декораторы» прибили крест-накрест еловые ветки из ближайшего леса. Насыпанные на хвою кем-то раскрашенные стружки придали декору нарядность новогодней елки, о которой тут, впрочем, никто ещё не подозревал, как и об обычае праздновать Новый год среди зимы, сразу вслед за Рождеством.

В своих инструкциях одним только интерьером Мишка не ограничился, и на входе в трапезную отроки Елизар и Елисей, одетые в наилучшее, что сумел в спешке найти в своих запасах Илья, сияли белозубыми улыбками навстречу гостям. От волнения они, правда, слегка перестарались и Елисей (или Елизар?) чуть не оглушил своим воплем Корнея:

– Воевода Погорынский, боярин Корней Агеевич Лисовин!

Сотник дёрнулся было отвесить отроку затрещину, но его остановил ввалившийся следом боярин Федор:

– Уймись, боярин, тебе честь ока…

Закончить фразу он не успел, так как в это время второй близнец спохватился и в свою очередь заголосил, стараясь превзойти брата:

– …И погостный боярин Федор!

Мишка, на правах хозяина, ожидал гостей во главе стола и с чашей пива, за неимением вина или чего покрепче, двинулся навстречу вошедшим, чтобы с поклоном поднести чару воеводе.

Глашатаи, непривычные к длительным голосовым нагрузкам, время от времени пускали петуха, что было простительно в их возрасте, а ближе к концу длинной череды гостей умудрились пару раз перепутать и в качестве отчества выдать прозвище именуемого, но несмотря на накладки, неизбежные в данных обстоятельствах, мероприятие под кодовым названием «пир горой» можно было считать начатым вполне успешно.