то он, вероятно, исчезнет». Азеф телеграфировал, под каким именем едет в Россию эсер С.Н. Слетов и какие явки он имеет в Петербурге. Мария Селюк не избежала тюремной участи. Теперь она была не нужна Азефу, и он рекомендовал арестовать ее.

Наибольшую ценность для тайной полиции представляли сведения о террористических актах, являвшихся своеобразной визитной карточкой эсеров. Согласно полицейским источникам, Азеф способствовал предотвращению покушений на иркутского генерал-губернатора графа Кутайсова, бакинского губернатора князя Накашидзе, нижегородского генерал-губернатора барона Унтербергера.

В августе 1905 г. уходивший в отставку Ратаев передал Азефа заведующему политической частью Департамента полиции П.И. Рачковскому. Через некоторое время он перестал получать инструкции и деньги от нового начальника. Его не использовали в самый напряженный момент конца 1905 — начала 1906 г.

Зато после перерыва контакты Азефа с полицией стали необычайно интенсивными. Произошло это благодаря начальнику Петербургского охранного отделения Александру Васильевичу Герасимову. Он был выходцем из купеческой семьи, его образовательный ценз ограничивался провинциальным юнкерским училищем. Но природная сметка позволила Герасимову стать одним из лучших жандармских офицеров. В феврале 1905 г. он был переведен из Харькова в Петербург и взялся за исправление порядков, которые называл «карикатурой на тайную полицию», а менее чем за полтора года получил два внеочередных звания, стал генерал-майором. Департаментские чиновники невзлюбили его за привычку докладывать о розыскных делах непосредственно министру. Герасимов платил им той же монетой, что заметно по его воспоминаниям о первой встрече с Азефом.

Филеры охранного отделения выследили группу подозрительных лиц, причем в руководителе один из старых агентов опознал секретного агента Филипповского, которого ему когда-то показал Евстратий Медников. Начальник охранного отделения запросил Рачковского, но тот отвечал, что у Департамента полиции нет такого осведомителя. Герасимов приказал незаметно арестовать подозрительного человека. Задержанный категорически отрицал факт службы и только после нескольких дней, проведенных в одиночной камере, попросил пригласить для разговора заведующего политической частью. Герасимов вспоминал, что после его телефонного звонка Рачковский, «как обычно, притворился ничего не ведающим и завертелся: что да как и в чем именно дело? Какой это может быть Филипповский? Я не могу припомнить. Разве это Азеф?»

Так Герасимов впервые услышал эту фамилию, а через четверть часа стал свидетелем бурной сцены. Рачковский разлетелся к агенту со своей обычной сладенькой улыбочкой: «А, мой дорогой Евгений Филиппович, давненько мы с вами не виделись». В ответ он услышал площадную брань. Азеф упрекал Рачковского в том, что тот бросил его на произвол судьбы. По признанию Герасимова, в глубине души он негодовал на «бессовестное» поведение руководителя политического сыска, все его симпатии были на стороне брошенного агента. С этого дня начальник охранного отделения не выпускал Азефа из поля зрения. Между платным осведомителем и жандармским генералом установились доверительные, едва ли не товарищеские отношения. На частной квартире начальника отделения происходили регулярные беседы. «Именно Азеф, — вспоминал Герасимов, — дал мне настоящее знание революционного подполья, особенно крупных его представителей».

В отличие от прежних руководителей, Герасимов не требовал от агента исчерпывающих сведений. Для него было достаточно тонкой ниточки, чтобы распутать весь клубок. Охранное отделение охотилось за террористической группой Л.И. Зильберберга, которая убила петербургского градоначальника Ф.В. фон дер Лауница. Узнав от Азефа, что боевики скрываются в лесном приюте на финляндской территории, Герасимов заслал под видом заблудившихся лыжников двух своих агентов — девушку и молодого человека. Им удалось запомнить в лицо всех обитателей приюта и потом указать на них полиции. Азеф также сообщил, что оставшиеся на свободе террористы нашли пособника в царской резиденции. Вскоре Спиридович, который в ту пору заведовал дворцовой агентурой, подтвердил эти сведения. Казак из царского конвоя, на чью помощь рассчитывали террористы, выдал их с головой.

Азеф способствовал ликвидации боевого отряда Северной области во главе с А.Д. Траубергом. Охранное отделение знало только его кличку — Карл. Азеф встретился с ним и разузнал о планах взорвать Государственный совет при помощи людей, имевших допуск в ложу для прессы. По указанным Азефом приметам Трауберг был арестован в Финляндии. Пропускной режим в Государственный совет был ужесточен, и эсеру В.В. Лебединцеву, выдававшему себя за итальянского журналиста Марио Кальвино, пришлось отказаться от своего замысла.

Члены отряда Северной области решили предпринять покушение на великого князя Николая Николаевича и министра юстиции И.Г. Щегловитова. Охранное отделение выяснило это через другую агентуру. От Азефа требовали, чтобы он дал хотя бы малейшую зацепку, которая позволила бы выйти на террористов. Он назвал фамилию связной отряда Анны Распутиной. Охранное отделение без особой надежды принялось за поиски. Неожиданно выяснилось, что опытная подпольщица допустила грубейший промах — прописалась в столице под своей настоящей фамилией. Филеры выследили всю группу и захватили ее со взрывными снарядами у дома министра юстиции.

Азеф не получал чинов или орденов, как его полицейские начальники. Однако его денежное вознаграждение росло в соответствии с его заслугами. От Зубатова он получал 150 руб. в месяц, возвратившись в ведение Ратаева, получал 500 руб., перейдя к Герасимову, он стал зарабатывать более 1 тыс. руб. в месяц — больше, чем директор Департамента полиции. В студенческие годы Азеф едва не умирал с голоду. Когда он приступил к работе в электрической компании, то нанимал дешевую квартиру, а летом, чтобы ездить на скромную дачу, выпрашивал у друзей бесплатный железнодорожный билет III класса. Через несколько лет Азеф уже выглядел солидным барином, одетым в костюмы от лучших портных. Его можно было встретить в театральных ложах в Петербурге и в игорных домах на Французской Ривьере. Полицейского жалованья не хватало для такой широкой жизни. Азеф беззастенчиво запускал руку в партийную кассу.

II

Азеф постоянно подчеркивал, что добывает интересующие полицию сведения окольными путями. «Относительно покушений, — разъяснял он, — никогда нельзя узнать деталей, которые известны тем только, кто занимается этим, да и то не всем». В 1909 г., когда все бывшие руководители Азефа дали показания под присягой по его делу, выяснилось, как каждый из них представлял его роль в революционном подполье. По мнению Зубатова, его агент не состоял ни в одной из эсеровских организаций. Согласно предположениям Ратаева, его агент, возможно, входил в заграничный комитет партии. Рачковский утверждал, что Азеф заведовал транспортировкой нелегальной литературы. Герасимов показал, что осенью 1906 г. Азеф проник в самый центр террористической работы. В действительности Азеф прошел все ступени партийной карьеры и стал, как полушутя-полусерьезно говорили эсеры, «генералом от революции». С лета 1902 г. Азеф являлся членом Центрального комитета партии. На I съезде партии в декабре 1905 г. состав ЦК был уменьшен до пяти человек. В число этих высших руководителей вошел Азеф. Делегатам съезда объяснили, что, голосуя за Ивана