застрелил, Федоров почувствовал неладное. Он начал допытываться у лжемаксималиста: «Почему ты не имеешь партийной выдержки, не читаешь никаких брошюр, не можешь говорить так, как сознательный человек, меня ни с кем не знакомишь из своей партии, а сам имеешь знакомство с каким-то графом Буксгевденом?» Казанцев мне на это ответил, что у нас такая программа: как можно держаться конспиративнее и выдавать себя за черносотенца, а что с графом я имею знакомство, то он тоже работает у нас в партии… Тут я немного понял, что, видится, вместо максималистов попал к черной сотне».

В это время из ссылки бежал Петров. Он разыскал в Москве всю троицу, и Федоров тайком поделился с ним своими подозрениями. Рабочие решили следить за Казанцевым. «Я внимательно наблюдал за ним, — вспоминал Петров. — В полуоткрытом ящике его стола в момент, когда он выходил, я видел “список адресов” для секретных сношений между “организациями Союза русского народа”».

Не зная, что он разоблачен, Казанцев предложил вернуться в Петербург и закончить дело, не удавшееся в январе. По его плану рабочие должны были метнуть бомбы в автомобиль Витте по дороге в Государственный совет. Время покушения было выбрано не случайно — конец мая, когда правительство и политическая полиция искали повода для роспуска II Государственной думы. Со своей стороны черносотенцы принимали активное участие в дискредитации левых партий, завоевавших большинство мест в Думе. Террористический акт против видного деятеля, совершенный из мести бывшим членом Совета рабочих депутатов, мог бы обеспечить правительству удобный повод для усиления репрессий.

Петров и Федоров притворно согласились на этот план. Но, приехав в столицу, они немедленно рассказали обо всем левым депутатам Думы. Это был, наверное, единственный случай, когда левые предупредили полицию о готовящемся взрыве. Заседание Государственного совета 26 мая 1907 г. было отменено. Через длинную цепочку посредников, среди которых был бывший директор Департамента полиции А.А. Лопухин, эсеры сообщили Витте, что покушение направлено против него. Социал-демократы советовали Петрову прервать отношения с Казанцевым. Эсеры, к которым обратился Федоров, затеяли более сложную игру. С их молчаливого согласия Федоров решил расправиться с провокатором. Надо сказать, что он многому научился у обманувшего его черносотенца. Теперь в роли доверчивой жертвы выступал Казанцев. 27 мая 1907 г. они отправились за город снаряжать снаряды. В сопровождении двух эсеров, которых Федоров выдал за случайных попутчиков, они доехали до станции Пороховые. Казанцев вынул из тайника бомбы и принялся начинять их взрывчаткой. Дальнейшие события Федоров описывал так: «Настает удобная секунда. Я наношу первый удар Казанцеву в затылок. Дальше не помню, сколько еще нанес ударов кинжалом, но помню, что все мои удары были направлены в казанцевское лицо». Вместе с эсерами Федоров возвратился в Петербург, а потом скрылся за границей.

ЦК эсеров распространил заявление, в котором излагались обстоятельства убийства Иоллоса и двукратного покушения на Витте. Заявление кончалось словами: «Мы заранее знаем, что высокопоставленные и коронованные члены Союза прикажут “замять” всю эту историю. Мы заранее знаем, что все эти Тороповы, Буксгевдены и прочие — имя им легион — получат лишь благодарность от своего царя». В несколько сокращенном варианте эсеровская прокламация была опубликована ведущими газетами. Кроме того, в печати выступил Петров. В сентябре 1907 г. Федоров прислал подробное письмо прокурору Петербургского окружного суда.

Таким образом, судебные власти имели все доказательства причастности «черной сотни» к покушению на Витте. Но предсказания эсеров вполне оправдались. Прокурор Петербургской судебной палаты П.К. Камышанский откровенно говорил Витте, что не может тронуть Дубровина и других вождей «черной сотни»: «Если мы только этих лиц арестуем и сделаем у них обыски, то мы не знаем, что мы там найдем, наверное, нам придется идти дальше и выше». Следствие тянулось три года, после чего было прекращено. В мае 1910 г. Витте направил Столыпину обширное письмо, положившее начало целой переписке.

Обращаясь к своему преемнику на посту председателя Совета министров, Витте выражал надежду: «…вы примете меры к прекращению террористической и провокационной деятельности тайных организаций, служащих одновременно и правительству, и политическим партиям». Письмо Витте, составленное при помощи первоклассных юристов (А.Ф. Кони, Н.С. Таганцев и др.), являлось развернутым обвинительным заключением против черносотенцев и полицейских агентов. Столыпин как министр внутренних дел принял это обвинение на свой счет. При встрече с Витте он задал вопрос: «Из вашего письма, граф, я должен сделать одно заключение: или вы меня считаете идиотом, или же вы находите, что я тоже участвовал в покушении на вашу жизнь?» Над собственным ответом на этот вопрос премьер-министр размышлял в течение 7 месяцев. Он проявил себя опытным казуистом, утверждая, что разоблачения Пруссакова были продиктованы личной неприязнью к Дубровину. Премьер-министр также отрицал существование каких-либо контактов между председателем «Союза русского народа» и Казанцевым.

Столыпин заявил: «По делу не установлено, чтобы Казанцев состоял агентом охранного отделения или какого-нибудь правительственного розыскного учреждения или имел от подлежащей власти уполномочие на занятие розыском. Ни одному из охранных отделений или губернских жандармских управлений он в качестве сотрудника или филера известен не был. Из следственных данных можно заключить, что Казанцев занимался сыском, но в качестве идейного добровольца, за свой страх и риск…»

В новом письме, от 16 декабря 1910 г., Витте потребовал назначить независимое расследование, поручив его одному из членов Государственного совета или сенатору. Руководители тайной полиции стремились не допустить дальнейших разоблачений. Столыпин писал министру юстиции Щегловитову по поводу послания Витте: «В новую с ним переписку я вступать не хочу и отвечать ему не буду. Но пора положить конец этой комедии. Поэтому я полагаю составить по этому делу журнал Совета министров, изложить в нем просьбу графа о сенаторской ревизии… и пускай резолюция его величества поставит наконец на этом деле точку». Это был хитроумный ход. Зная неприязнь Николая II к бывшему премьеру, нетрудно было предугадать его реакцию. 23 февраля 1911 г. царь поставил резолюцию: «Никаких неправильностей в действиях властей административных, судебных и полицейских я не усматриваю. Дело это считаю законченным».

Насколько правильными были догадки Витте о подоплеке покушения на его жизнь? «Союз русского народа» вынашивал планы его физического устранения. Но, в отличие от убийства Герценштейна, руководство «Союза» было лишь косвенно замешано в этом деле. Можно предположить, что Дубровин, убедившись в неспособности собственных дружинников, обратился за помощью к московскому филиалу «Общества активной борьбы с революцией». Вполне вероятно, что это был не первый случай и Казанцеву уже приходилось консультировать столичных коллег в Териоки.

Явственно прослеживается связь организаторов покушения с тайной полицией. Казанцев был известен Петербургской охранке, поскольку по его доносу был раскрыт склад бомб на