– Почему вы об этом никогда не рассказывали?

– У нас были потери,– ответил коротко Шаманов и повернулся на бок, показывая, что разговор окончен. Память о трагических неудачах живет подолгу, иногда дольше непосредственных участников и очевидцев тяжелых событий. Иногда величина потерь целиком определяет отношение к событию, с лихвой перекрывая радость победы.

Кузнецов прислушался: ветер уже не так бушевал. В хлопках и треске ткани он уже слышал нечто убаюкивающее и провалился в сладкий сон.

…Николай проснулся. Исчезло гудение пурги. Ветер больше не барабанил в тент палатки. Он вытащил руку из спального мешка и поднес циферблат командирских часов к глазам. Фосфоресцирующие стрелки показывали, что Задов должен был уже пару часов назад разбудить его для смены на посту. Левино человеколюбие пришло бы в голову последним в ряду многих причин его неявки. Кузнецов сунул ноги в горные ботинки и перепоясался ремнем с кобурой. Зашнуровываться он не стал, на ощупь расстегнул кобуру и достал пистолет. В углу всхрапнул Шаманов. Николай осторожно отогнул полог и выглянул в тамбур палатки. Рядом с расстегнутым входом спал, свернувшись калачиком, Задов. Ни холод, ни наметенный ветром снег его не тревожили. Ему все было нипочем. Пуховое обмундирование и альпийская штормовка надежно защищали от холода. Только ресницы покрылись инеем. Спящий красавец снежного царства громко сопел и видел десятый сон. Переохлаждение или обморожение Леве не грозило.

Кузнецов одним прыжком выскочил из палатки и, перекатившись по снегу в сторону, занял позицию для стрельбы лежа. Вокруг не было ни души. Ярко светило солнце на искрящемся насте. В вышине слышался рыскающий посвист ветра. Николай встал, отряхивая прилипший к форме снег. Внимательно огляделся. Вокруг палатки шел след, образуя правильный круг. До ближайших скал было метров сто. По веревке неизвестный не мог спуститься. Слишком далеко были ближайшие скалы. Судя по следам, ночной гость спустился с неба, походил вокруг палатки и опять улетел.

Николай присел на корточки, разглядывая свежие отметины на снегу. Гость с неба оставил их недавно. Вчерашние следы десантников замела ночная поземка. На снегу четко отпечатались следы сапог с острым носком. Такие шитые хромачи носил и сам Кузнецов, но в другой обстановке. В горах предпочтение отдают альпийским ботинкам на широкой толстой подошве. Здесь нужна обувь со специальными шипами, а на крутых снежных и ледяных склонах требуются еще и специальные «кошки», которые можно укрепить только на ботинки. Но главное достоинство горных ботинок не в этом. Благодаря тому, что они сделаны из толстой кожи со специальными прокладками в наиболее уязвимых местах стопы, эта обувь спасает ноги от травм, неизбежных при ударах о камни, выступы скал и неровности льда, встречающиеся в горах на каждом шагу.

Капкан исчез. В этом Кузнецов убедился, осторожно разгребая снег на месте его установки. На профессиональную память матерый разведчик никогда не жаловался.

Ничего и никого. Только гигантская дуга горных вершин, царящих в небе. Ледовые конусы пиков сверкали в лучах солнца высоко над черными глыбами горного массива.

Кузнецов вернулся в тамбур палатки и склонился над Задовым. Его ждал еще один сюрприз. Неизвестный гость оставил издевательское послание. На каске горе-часового красовалась процарапанная надпись АНАРХИСТЫ КОЗЛЫ!!! Нацарапали ее чем-то острым и твердым. Любитель гравировок, по-видимому, хорошо знал о прошлых политических убеждения одессита.

Николай постучал стволом парабеллума по каске спящего. Лева заворочался и, не раскрыв глаз, сонно пробормотал:

– Мама, открой дверь. Если это Яша пришел за деньгами, скажи, что меня нет дома. Когда буду, не знаешь.

Кузнецов улыбнулся и, сложив губы трубочкой, пропел, одновременно стукнув по каске сильнее:

– Лю-ютик! Пора вставать!

– Чаровница! – по Левиным губам скользнула улыбка, и он открыл глаза.

Прямо в лоб ему смотрело дуло пистолета. Он осторожно перевел взгляд на Кузнецова. Синие арийские глаза со стальным отливом были едва ли дружелюбнее девятимиллиметрового дула. Командир группы не спешил отводить пистолет, направленный на проштрафившегося подчиненного. Задов зажмурился и робко спросил:

– Может, сначала-таки под трибунал?

– Можно и под трибунал! – легко согласился командир.

Лева осторожно открыл один глаз. Николай убрал пистолет в кобуру и застегнул ремешок. Лева открыл второй глаз.

Поколебавшись, Кузнецов взял ледоруб, лежавший в предбаннике, перехватил его поудобнее за рукоять и вылез из палатки со словами: «За мной, Задов. Пора. Твой час настал…»

Лева выполнять команду не спешил, начав громко причитать:

– Лучше уж пулю, чем киркой по башке. Надо избавляться от дурных привычек. Если я тоже Лев, что из этого? Не по-людски вы поступаете, Николай Ивано-ви-и-ич…

Договорить Лева не успел. В палатку просунулась рука, сграбастала одессита за грудки и одним махом выдернула его из тамбура наружу, как штопор выдергивает пробку из бутылки.

Шаманов вылез из палатки и сразу зачерпнул снега, чтобы умыться, да так и застыл, не донеся пригоршню до лица. По крутому склону на спине скользил на бешеной скорости Задов. По громкому хлопку Кузнецова Лева резко перевернулся и всадил клюв ледоруба в склон. Они в сотый, а может, уже и двухсотый раз за это утро отрабатывали прием самозадержания при срыве на снежном скате.

Шаманов громко и одобрительно прокомментировал увиденное вместо пожелания доброго утра: «Ледоруб дает умному человеку страховку на склоне, а дураку – возможность чем-то занять руки!»

Кузнецов рассказал Латыну о необычных следах, появившихся из ниоткуда, и о пропавшем капкане. Латын растер лицо снегом и весело пропел: «Густеет мгла, и в этой мгле я появляюсь на скале. Не зря зовусь я черным альпинистом!»

Задову надоело ждать очередного хлопка. Он выдернул ледоруб из склона. Лева лихо мчался по спуску, подправляя направление спуска и притормаживая железным клювом, как человек, родившийся в горах. Со стороны он был неотличим от егеря из «Эдельвейса». Одессит скатился товарищам под ноги, никого не задев, и радостно заявил: «Я теперь знаю, для чего человеку нужны брови! Чтобы пот не заливал глаза!»

Продолжая коситься на жизнерадостного Леву, Латын пояснил смысл спетого куплета:

– Черный альпинист бродит по ночам, поднимает пологи палаток и заглядывает в лица спящим. Он ищет тех, кто бросил его погибать в горах, после того как провалился в припорошенную трещину на леднике…

– Еще он пишет на касках спящим часовым,– продолжил Кузнецов и постучал кулаком по стальному шлему на голове Левы.

Металл гулко отозвался на удары. Лева не возражал, а только заискивающе улыбался. Он уже понял своим чутким сердцем, что трибунал откладывается.

Шаманов зачитал вслух надпись на каске и развел руками. Горы безлюдны только на первый взгляд. Здесь шляются все, кому не лень. Свернув палатку, разведчики постояли, попрыгали, встряхиваясь, чтобы удобнее прилегли к плечам лямки рюкзаков.