Антон отпил немного вонючего спирта, с трудом проглотил, потряс головой. Мерзость…

— Эх, студент… Кловун… — по-отечески оценил его неопытность Кузя, раскрутил бутылку винтом и присосался к ней, запрокинув голову.

Именно этого и ждал Антон. Он с силой ударил кулаком, с размаху, сверху по донышку бутылки, как если бы забивал молотком гвоздь. Кузя коротко вякнул, давясь зубным крошевом и кровью, отшатнулся и врезался спиной в забор.[3]

Арматурина по прежнему была в руках у Антона, и он с размаху ударил ей в живот Блесну, не успевшего среагировать не происходящее. Блесна согнулся, Антон врезал ему по голове, потом — еще раз. Уголовник мягко плюхнулся в грязь.

Дергающегося и хрипящего — видимо, спирт попал в дыхалку — Кузю Антон с отвратительным хрустом огрел прутом поперек лба. Кузя еще сильнее задергался и неожиданно расслабился, сильно запахло дерьмом.

— Сволочь… — тихо сказал Антон и подобрал упавшее рядом с телом ружье. Кажется, с ним было все в порядке.

Блесна лежал без движения, то ли мертвый, то ли оглушенный.

«Хватит, наигрались», — подумал Антон и разрядил ему в лицо ствол, тот, что с нормальным курком.

Грохнувший выстрел стал своего рода сигналом, за стенами тут же вспыхнули факелы. Антон, закинув ружье за плечи, прицепил к забору так пригодившийся прут и, сунув ногу в петлю, вскарабкался наверх. Спрыгнул на другую сторону и тут же получил чувствительный удар под дых. Хотел было крикнуть, мол, не бейте, мужики, но не сумел и не успел — прислали еще раз, в челюсть. Грохнувшись на какие-то деревяшки, Антон, откатился в сторону, потеряв притом ИЖ, и, задыхаясь, проскрипел:

— Это я, городской… Не бейте…

Его рывком подняли, осветили.

— Антоха! — обрадовался бывший участковый Малина.

— Вы ж знали, что я… — кхекая, пробормотал Антон. — Я же предупреждал…

— Да мало ли, лезет кто-то… Лучше перебдеть… — развел руками Малина.

Со всех сторон тем временем слышались крики, редкие выстрелы, в небо ушла длинная автоматная очередь — почему-то трассирующими. Атаку, судя по всему, сорвали вовремя, на подходах. Освещенные факелами нападавшие со стен смотрелись как на ладони, и здесь им не помог бы даже ПКМ.

Все еще сгибающийся от боли под ложечкой и нехватки воздуха — умел бить чертов мент! — Антон подобрал ружье и потрусил в сторону «их» домика. Бывший участковый последовал за ним, предусмотрительно сняв с забора штурмовую железяку.

Как выяснилось, довольно значительная часть мокрушинских все же смогла пробиться на территорию деревни, развалив стену в неудачном для защитников месте. То ли подгнила там стена, то ли оказалась плохо сложена… Начался позиционный бой. Точнее, сражались малочисленные обладатели огнестрелов, а остальные ждали, что из этого выйдет.

Возле «своего» домика Антон наткнулся на Фрэнсиса.

— Лариса внутри, с ней все в порядке, — без обиняков сообщил тот. — Кирилыч тоже. А ты как?

— Видишь — живой.

— Получилось?

— С грехом пополам. Слышишь, пальба…

— Слышу, — сказал камерунец и вытащил из объемистых карманов гранаты: те самые РГД, подаренные забредшими в гости офицерами-ракетчиками. Карманная артиллерия. Антон, балда такая, о них как-то даже успел забыть. — Бери пару, пошли. Устроим сюрприз этим ублюдкам.

Сюрприза хватило всего одного. Метко брошенная Фрэнсисом граната ушла за угол крайнего дома, откуда периодически постреливали ПКМ, пара автоматов и ружье. Блеснуло, ухнуло, простучали по бревнам осколки, и стало тихо. Лишь кто-то жалобно скулил. По стеночке к месту взрыва проскользнул незнакомый Антону мужик с топором, осторожно заглянул за угол, потом, уже смелее, завернул туда. Скулеж тут же прекратился, а мужик вышел обратно и сказал, помахивая топором:

— Всё, готовы субчики.

Оставшихся уголовников отлавливали по деревне. Одни почти не сопротивлялись, другие, напротив, понимали, что ничего хорошего их не ждет, и потому отбивались до последнего. Антон едва не подстрелил кого-то, пробежавшего по крыше ближнего дома, но не попал.

Мимо протащили вырывающегося толстого дядьку, взахлеб объясняющего:

— Дима, Дим, ты ж меня помнить должен! Я в Мокрушино на углу жил, где колонка! Семенов я, Семенов!

«Интересно, что с этими-то будет? — подумал Антон, имея в виду „коренных“ мокрушинских, выступивших на стороне нападавших. — Наверное, тоже ничего хорошего. Хотя надо посоветовать Ирине Ивановне, пусть отрабатывают свои злодеяния ударным трудом. Все больше толку, лишние руки не помешают…»

Ирина Ивановна как раз попалась на глаза — серьезная, с тесаком в руке — поэтому Антон решил отложить разговор до более удобного момента. Он вернулся к дому и поднялся на крылечко, решив, что на сегодня с него достаточно баталий.

Открыл дверь — чего ж так темно-то внутри? — и сказал:

— Привет, Лара.

— Привет, Кловун, — отозвался из темноты знакомый голос Матроса.

В долгие июньские дни, когда ручьи пересыхают, их влага сохраняется в травинках, точно в русле, и стада из года в год пьют из вечного зеленого источника, а косари запасают им оттуда же их зимний корм. Так и наша человеческая жизнь лишь отмирает у корня и все же простирает зеленые травинки в вечность.

Генри Дэвид Торо «Уолден, или Жизнь в лесу»

Наверное, то, что Матрос и Золотой оказались в результате именно в «их» доме, где находились Лариса и ребенок, было случайностью. Именно той случайностью, которая происходит раз в год, а может быть, в сто лет. Антон помнил, что в 1944 году газета Daily Telegraph напечатала кроссворд, содержащий все кодовые названия секретной операции по высадке союзнических войск в Нормандии. В кроссворде были зашифрованы слова: «Нептун», «Юта», «Омаха», «Юпитер». Разведка кинулась расследовать «утечку информации», но составителем кроссворда оказался старенький школьный учитель, озадаченный столь невероятным совпадением не меньше военнослужащих.

Сейчас произошло то же самое. Что бы двум предводителям уголовников оказаться в другом месте? Мало ли домов?

«Стоп, — мысленно одернул себя Антон. Они ведь, скорее всего, ничего не знают о его истинной роли в событиях. „Привет, Лара“ — ничего не значит. Что он еще мог сказать девушке, предупредив ее, что это именно он входит в темное помещение?»