— А знаете, что я думаю? — Я перевожу взгляд с одного на другого. — Я думаю, что вы мне врете. Оба.

— Я тоже? Виола, нет…

— Оба?! — всхлипывает Ромион и наконец выпускает меня. — Да я этого идиота ни в одну интригу не возьму! Розалинда, успокойся, если кто здесь и врет, то только ты.

— Я? Это вы… Ну-ка, Дамиан, скажи, где мой дух?

— К-какой дух?

— Габриэль где?

— Я не знаю! Откуда я…

— Да! Откуда ему? — подхватывает Ромион и идет за мной, пока я пячусь. — Розалинда, послушай, я не знаю, что ты себе придумала, но…

— Стойте!

Поздно. И я, и Ромион, да и бросившийся за нами Дамиан уже наступаем на что-то, и это что-то вспучивается зелеными побегами и оплетает нас буквально с ног до головы, как щупальцами.

— Вейх, — в унисон выдыхают братья. И тут же, хором: — Розалинда, не шевелись!

Я замираю.

— А чего? Надо успокоиться и получать удовольствие?

— Как-то так, — отзывается Ромион, тоже затихший в стеблях. — Дамиан? А давай мы с тобой еще один договор заключим? Как у тебя с магией?

— Сейчас, — Дамиан осторожно освобождает руку и тут же вскрикивает, потому что особенно юркий побег ее туго захлестывает.

— Ясно, — вздыхает Ромион. — Значит, мы тут до рассвета. Если, конечно, нас до этого никто не съест.

— Я… сейчас… что-нибудь… придумаю, — пыхтит Дамиан, но его уже спеленали так, что он при всем желании не может пошевелиться.

И тут до меня доходит:

— До рассвета?!

— Да, Розалинда, рассвет — это когда солнце встает, — саркастично отзывается Ромион, а мою руку с браслетом обжигает.

Половина стеблей падает, остальные отползают, но не отпускают до конца: за руки и ноги я все равно оказываюсь скована, точно цепями. И то же самое у братьев.

— Это ненормальный вейх, — выдыхает Дамиан. — Он уже должен уползти…

— Вижу, — огрызается Ромион. — Розалинда, кто дал тебе яблоко?

— Не знаю… Старуха какая-то.

— Королева Изабелла, — выдыхает Дамиан.

— Угу. — Ромион висит в побегах тоже совершенно спокойно и невозмутимо, но взгляд его гаснет. Как…

Солнце!

Я снова бьюсь.

— Розалинда, успокойся. Королева ничего тебе не сделает. Она и яблоко-то дала, чтобы нас привести, — успокаивает меня Ромион. — Просто подожди…

— Не могу я ждать! — Солнце все ниже… — Дамиан, пожалуйста, из этой штуки можно как-то выбраться? Мне очень нужно!

На Дамиана и раньше было жалко смотреть, а теперь и вовсе — он краснеет, мою руку снова обжигает, но ничего не происходит.

— Розалинда, прекрати! — встревает Ромион. — Королева наверняка поставила барьер. Так, Дами?

— Д-да, — пыхтит Дамиан.

— Вот видишь. Дами, успокойся. Если ты продолжишь, тебя это убьет.

— Но Виола…

— Виола тоже успокоится. И подождет королеву.

Я с тоской смотрю на гаснущее солнце.

— Да… Дамиан, правда. Не надо. Я не хочу, чтобы ты умирал.

Дамиан вскидывает на меня полный надежды взгляд.

— Правда?

— Правда…

— Розалинда, а о чем ты хотела с нами поговорить? — встревает Ромион.

Я сглатываю, и в этот момент солнце окончательно проваливается за горизонт.

Золотая вспышка…

И одинаково изумленные взгляды братьев. И слаженное:

— Виола?..

— Я так и знал, — выдыхает потом Ромион, отворачиваясь.

А Дамиан, наоборот, в упор смотрит на меня.

— Виола… ты… ты… Это ты была?..

Я повожу бедрами — чтобы хоть так подтянуть сползающие шаровары.

— Да… Вот, собственно, об этом я и хотела с вами поговорить.

— Ну, в общем… Я как бы… Это… Ну…

— Ты как бы, ну, в общем нам лгала, — ядовито передразнивает Ромион.

Я почти не обращаю внимания ни на его тон, ни на издевку в словах. Мы с Дамианом смотрим друг на друга: Дамиан — на меня… всю, с ног (очень стройных в это время суток) до груди (высокой и пышной), там ненадолго задерживается, потом скользит к моему лицу (помните Барби?). Но в глаза не глядит, хотя я так пытаюсь поймать его взгляд!

— Итак, Виола, — не унимается Ромион. — Расскажи нам, что тебе пообещала наша мачеха? Вечную молодость? Вот эту красоту? Или вы с ней что-то пооригинальнее придумали?

— Что? — вскидываюсь я. — Мы?! Какие еще «мы»? Да не обещала она мне ничего!

Дамиан бросает на брата короткий взгляд и снова принимается разглядывать меня. И, судя по его лицу, лучше мне было оставаться лягушкой. Не так, совсем не так должен смотреть влюбленный (хорошо, хотя бы заинтересованный) юноша на свою девушку, превратившуюся в красавицу девяносто — шестьдесят — девяносто, подвешенную за зеленые «цепи», беззащитную и виноватую.

— Не обещала? — смеется Ромион. И тоже поворачивается к Дамиану. — Братец, эй, очнись! Скажи что-нибудь от себя. Или мне одному выражать наше общее недовольство?

Дамиан часто-часто моргает, потом вовсе отворачивается. И горестно выдыхает:

— А я тебе верил!..

Пауза. Я пытаюсь справиться с дрожью и быстро-быстро стучащим сердцем. Дамиан упорно на меня больше не смотрит. Не держи его побеги, наверное, сбежал бы подальше и от меня, и от брата, и от всего белого света — рисовать волшебные схемы и вызывать демонов. Вместо того чтобы выслушивать мои объяснения.

Ха, но я тоже какова: самой духу не хватало признаться и не лгать. Обоим. Теперь они имеют полное право на меня злиться. И хорошо, что никто из нас уже не сбежит от этого разговора…

— Ясно, — усмехается Ромион. — Это все, на что мой братец способен. Предсказуемо. Что ж, Виола, тогда я скажу за нас двоих: ты лживая дрянь.

Я вздрагиваю. Не от обиды, а от неожиданности: чтобы безукоризненный принц так выражался… Кажется, я его сильно задела. Очень сильно.

Ромион тем временем продолжает:

— Ты играла нашими чувствами, а сама за нашими спинами сговорилась с королевой Изабеллой. Скажи хоть, за что ты нас продала? Надеюсь, это было что-то дорогое, раз уж ты позволила ей тебя проклясть. Или тебя с детства так? А ухажерам король-отец платил, а? Ну да, наверняка. Значит, кто-то из нас должен был это проклятье с тебя снять? Погоди-ка… Ну конечно, Дамиан! Ты же после его поцелуя прибежала ко мне вся в слезах! Не вышло у тебя с братцем, да? Бедняжка!.. — На мгновение в его взгляде пробиваются жгучее сожаление и гнев. Но принц быстро успокаивается и уже невозмутимо повторяет: — Так какова наша цена, Виола?