Антония нервно отшатнулась, чувствуя дрожь в коленях, и, желая успокоиться, поспешно наполнила бокал вином. Аромат хмельного напитка вскружил ей голову, а его божественный вкус моментально успокоил ее сердце. По жилам растеклось убаюкивающее тепло, дрожь в пальцах и коленях исчезла. Приятно удивленная таким эффектом, Антония незаметно опустошила всю бутылку и совершенно осмелела. Ноги сами принесли ее обратно в спальню графа, откуда она позорно бежала некоторое время назад. И на этот раз ей захотелось осмотреть его личные покои повнимательнее.

Она была поражена богатством убранства опочивальни Ремингтона. От изобилия парчи, бархата и шелка, позолоты, бронзы и серебра у кого угодно наверняка закружилась бы голова. Ноги тонули в ворсе персидского ковра, но все-таки донесли Антонию до спального ложа, украшенного великолепной резьбой и покоившегося на массивных опорных столбиках, над которыми был натянут балдахин. Сквозь прозрачный муслин завесы проглядывали атласные подушки, изголовье, обитое гобеленом, словно бы притягивало гостью к себе, а снежно-белая простыня, часть которой виднелась там, где как бы случайно был откинут край покрывала, не могла не пробудить в Антонии мощный прилив желания. Она мечтательно закрыла глаза и представила, как ей было бы приятно ощутить холодный лен своей горячей кожей…

– Итак, вы пришли, – раздался голос графа Карра у нее за спиной.

Испуганно вздрогнув, Антония обернулась. Он стоял в дверях и созерцал ее с нескрываемым удовлетворением. Она отошла от кровати, не смея от стыда посмотреть ему в глаза. Ремингтон стремительно приблизился к ней, пока она еще не оправилась от потрясения, и вкрадчиво промолвил:

– Вам следует знать, что сегодняшний вечер показался мне чудовищно долгим. Я не томился так ни в один сочельник и даже в день своего первого присутствия на балу, где я танцевал в первый раз котильон со своей воспитательницей. Да что там говорить, Антония! – Он махнул рукой. – Все тридцать лет моей беспутной жизни пронеслись гораздо быстрее, чем этот вечер. – Он взял ее руку и, наклонившись, стал покрывать поцелуями пальцы. – Какое на вас сегодня славное атласное платье! Оно вам к лицу! – воскликнул он, окинув ее взглядом с головы до ног. – Вы неотразимы, Антония.

Трепеща от волнения, она потупила взор и срывающимся голосом ответила:

– У вас чудесный дом!

– Благодарю вас. Однако в последнее время меня угнетает царящая здесь пустота. Впрочем, иногда она становится преимуществом. Вот как теперь, например. – Ремингтон усмехнулся.

Антония хотела было возразить ему, но граф заключил ее в объятия и начал целовать – жадно, властно и страстно.

Антония припала к нему всем телом, позабыв робость, и целиком отдалась охватившему ее чувству.

– Дорогая, – задыхаясь, шептал ей на ухо он, – как славно пахнут твои волосы! Они сводят меня с ума! Боже, ты не представляешь, как я рад видеть тебя в своем доме. Рядом со своей кроватью…

Его крепнущая мужская плоть и жар объятий сгустили ее кровь и вскружили голову. Она пролепетала:

– Догадываюсь.

Он подхватил ее на руки и отнес на кровать. Антония млела. Он спросил, прислонив ее спиной к горке подушек:

– Не желаешь ли выпить вина, дорогая? У меня есть славное бордо. – Не дожидаясь ответа, он вскочил и выбежал в гостиную, откуда вскоре вернулся с подносом, на котором стояли бокалы и бутылка превосходного вина.

Антония с удовольствием отведала его, Ремингтон же предпочел ощутить вкус напитка, поцеловав ее влажные алые губы.

– Это бесподобно! – воскликнул он. – Филиппе рекомендовал мне угостить тебя шампанским, я же настоял именно на красном вине и оказался прав. – Граф лег рядом с Антонией. – Мне представляется, что оно прекрасно воздействует на сластолюбивых молодых вдовушек. Предлагаю проверить эту теорию на практике!

Их губы снова слились в долгом поцелуе, от которого по телам обоих пробежала сладостная дрожь. В голове у Антонии помутилось, и она нечаянно разлила содержимое бокала на белую простыню. Граф удовлетворенно сказал:

– Итак, я был прав. Бордо – самый подходящий напиток для подобных оказий. Но его следует подавать неохлажденным.

Он взял у нее хрустальный бокал, поставил на столик, сорвал с себя сюртук и отшвырнул на край кровати. За сюртуком последовал жилет, потом – отстегивающийся воротничок и галстук.

Антонии чувствовала, что с каждым мгновением ей становится все жарче. Она непроизвольно опустилась на подушки спиной и раскинула в стороны руки. Ремингтон подполз к ней на коленях и стал покрывать поцелуями ее шею, лицо и плечи. Она обняла его за плечи и прильнула к нему всем пылающим от вожделения телом. Он отстранился и принялся колдовать с ее бесчисленными пуговицами, крючками и пряжками на платье. Но эта задача ему оказалась не по плечу. Расхохотавшись, лорд Ландон лег на бок и сказал:

– Пожалуй, с этим быстрее справишься ты сама, дорогая.

– Сама? – удивленно переспросила Антония.

– Да. А я посмотрю, как это у тебя получится, – с ухмылкой подтвердил он и, сев, прислонился спиной к подушкам. Антония недовольно нахмурилась, и Ремингтон, закинув за голову сцепленные в замок руки, добавил: – Впрочем, я могу вызвать Филиппса и попросить его принести ножницы. Но в этом случае тебе будет весьма затруднительно одеться завтра утром. Так и быть, я покажу тебе, как это делается. – Он расстегнул свою сорочку. – Ну, теперь твоя очередь!

Антонию охватила паника. Отступать было поздно, однако предложение Ремингтона поставило ее в щекотливое положение. Он откровенно предлагал ей самой обнажиться перед ним, тем самым доказав свое желание отдаться. Она же предпочла бы прикинуться соблазненной и сохранить достоинство. Более того, процедура самостоятельного раздевания была связана с неприятными воспоминаниями.

Но делать было нечего, и Антония, стыдливо опустив глаза, принялась лихорадочно расстегивать пуговицы и крючки. Взгляд ее случайно упал при этом на распахнутую дверь спальни, и это окончательно выбило ее из колеи.

– Закрой, пожалуйста, дверь! – попросила она.

– Зачем? В моем доме нас никто не потревожит! – возразил Ремингтон. – Кто сюда может войти?

Антония закусила губу и посмотрела на него с мольбой во взгляде. Он вздохнул и неохотно выполнил ее просьбу. Вернувшись, граф обнаружил Антонию в одной тонкой нижней сорочке. На этот раз она не надела корсета, что свидетельствовало о ее желании доставить ему удовольствие. Ремингтон обнял ее и прошептал:

– Ты вся дрожишь, любимая! Почему?

– Я не привыкла так поступать… – пролепетала она. – Мой супруг не был столь… – Румянец, выступивший на щеках, пояснил ему все лучше всяких слов. Ее беспокоили внезапно нахлынувшие воспоминания о прошлом. Граф нежно сжал руками ее лицо и пристально посмотрел ей в глаза, как бы приказывая не думать о былом.

– Сейчас это не играет никакой роли, дорогая! Главное, что мы с тобой наконец-то можем побыть наедине и делать все, что нам вздумается. Эта ночь принадлежит лишь нам двоим…