Только личная мотивация и упорство становились первыми помощниками искателя успеха, и никакая блестящая университетская вывеска не стоила бы и ломаного гроша, если бы крупнокалиберные личности были лишены своих неуемных характеров. Никола Тесла, поступив в политехнический институт в австрийском Граце, включился в такой безумный режим, что позволял себе спать лишь четыре часа в сутки. Он осознанно отказался от светских развлечений, вытеснил всякие отвлекающие отношения, посвящал учебе все время без остатка и проявил столь заметное рвение в освоении наук, что в конце первого семестра сумел сдать экзамены по девяти предметам – вдвое больше положенного. Дело дошло до того, что один из профессоров написал отцу будущего светила науки письмо с настоятельной рекомендацией забрать сына из института, «поскольку непомерными нагрузками он может просто угробить себя».

Вообще, классическое образование оправдано лишь тогда, когда оно является органичной частью самой жизни. Как у Владимира Набокова, Николая Рериха или Нильса Бора. «Я был английским ребенком», – признавался Набоков в зрелом возрасте, имея в виду, что разговаривать на английском языке он начал одновременно с изложением мыслей на родном. «французским языком он владел практически также свободно, начиная с пяти лет, – указывает Алексей Зверев, добавляя: – Он всегда проверял французские переводы своих книг, восстанавливая места, с которыми не справились перелагатели». Но ключевая фраза у биографа – «Существенно, что полученное им воспитание ориентировалось на английский язык, культуру и даже бытовые привычки». Отрочество было приправлено оригиналами Конан Дойля, Честертона, Уэллса, а первые собственноручно начертанные слова были английскими названиями бабочек. Да и первое стихотворение, написанное по-английски, появилось в студенческие годы в Кембридже, в самом начале эмиграции, а не после переезда в Соединенные Штаты. «Череда англичанок-воспитательниц проходит через самые ранние воспоминания мальчика Набокова. А на смену гувернанткам спешат приходящие учителя». Кажется, именно приобщение Набокова к нескольким культурам одновременно создало уникальный для писателя феномен восприятия: «Нет одной вещи – хотя математически вещь одна, – а четыре, пять, шесть, миллион вещей в зависимости от того, сколько людей смотрит на нее».

В самом деле, если бы все зависело от университетов, то великих людей являлось в этот мир миллионы. Но почему-то реальная ситуация слишком далека от иллюзий, будто кто-то может нас чему-то научить…

Учитель в системе становления выдающейся личности

Не секрет, что учителя очень часто играли роль чудесных акушеров в жизни появляющихся на свет новых выдающихся личностей. И неважно, в какой форме они представали, чтобы передать знания о природе вещей, внушить какую-либо идею или помочь сформулировать стратегию. Все же существующие в истории примеры показывают не столько неоценимое значение учителей, сколько пути их появления, продолжительность и время взаимодействия с будущими знаменитостями. Наблюдатель или исследователь влияния учителя должен обратить внимание прежде всего на эти нюансы, не отодвигая в тень личности учителя и ученика.

Тут беспристрастные наблюдения могут сослужить гораздо бо́льшую службу, нежели трогательное перечисление сотен магических встреч, которые высекли волшебные искры из соприкоснувшихся личностей и вырвали из тени времени и пространства новые лица великих людей. Полученные одними и переданные другими реальные, утилитарно-прикладные или фундаментальные знания всякий раз могут быть без особых колебаний отодвинуты на второй план. Любопытно, например, что, по мнению крупнейшего специалиста в области НЛП Роберта Дилтса, гений Аристотеля был следствием его обучения в афинской Академии у Платона и Сократа и интереса к биологии и научному знанию, которые он унаследовал от своего отца, придворного медика. Сам же Аристотель стал судьбоносным наставником другого выдающегося человека, повлиявшего на ход истории. И хотя Александр Македонский получил идею завоевания мира от отца, можно с высокой степенью ответственности говорить о непосредственном влиянии знаний Аристотеля на формы воздействия самого Александра на завоеванный мир. Но попробуем извлечь из этих фактов нелинейный смысл. Как сообщают источники, царь Филипп пригласил Аристотеля, когда будущему завоевателю было около семи лет, и занятия продолжались до достижения им шестнадцати. Отец считал, что сыну пора приобщаться к государственному управлению, то есть знания должны найти практическое применение. Стало быть – и это главное в их взаимодействии – обучение было жестко мотивировано. Ведь и сам Александр прекрасно знал, для чего он учится. Если к этому еще добавить развитый опытным учителем неподдельный интерес к Ахиллу и Гераклу, ребяческую радость познания мира, можно понять уровень влияния учителя. Есть еще один резкий штрих, упрямо выпирающий из общего рисунка общения двух знаменитых людей. Аристотель к моменту встречи с Александром являл собой сформированный тип творческой личности, конструктивной, живущей не только в согласии с собой и своими принципами, но и несущей созидательное начало. И учитель сумел частично пробудить мечтательную романтику, заложить зерно позитивно-конструкторского духа в характер Александра, вольного и беспечного при развратно-деструктивном влиянии двора филиппа, ядовитого по сути разрушителя, создать притягательную оптическую иллюзию мироздания.

Конечно, втиснутое в Александра до семи лет не изменило его общей деструктивности, однако пробудило в душе противоборство демонов, что и привело в конце концов к заметному уравновешиванию разрушений и созидательной государственной деятельности на протяжении всего короткого жизненного пути воителя.

Совсем иное дело, когда речь идет о воздействии, скажем, легендарного Сенеки Младшего на кровавого Нерона. Этот пример – яркое свидетельство того, что, говоря о роли учителей, необходимо принимать во внимание как возраст учеников, так имеющийся в их бессознательном осадок прошлого. В самом деле Нерону, которому шел двенадцатый год, уже многие годы являлся сатанинский дух. Когда надменная, властолюбивая мать шептала малолетнему сыну о его царственном предназначении, перед его глазами вставали жуткие сцены насилия и смерти, а в нем самом жил жуткий страх быть истребленным. Бесхитростные первые воспитатели будущего отцеубийцы Анникет и Берилл (танцовщик и цирюльник) уже внесли свою лепту: они открыли перед пугливым мальчиком двери в грязную камору, где обитал лукавый, невзыскательно-гадливый плебс, склонный к изворотливости и предательству. К моменту, когда к будущему принцепсу явился измотанный несправедливым изгнанием именитый ученый, Нерон уже не раз заглядывал в преисподнюю. Сенека обнаружил давно сформированный скверный характер, червивую, изъеденную неисправимыми пороками душу подростка. Да и властительница Агриппина потребовала не воспитания и учебы, но практической подготовки к властвованию. Стоит ли удивляться, что усталый и одновременно жаждущий славы философ не сумел справиться с задачей; но, пойдя на хитрость, начав управлять империей путем замысловатых манипуляций своим учеником, он стал рыть собственную могилу.

Есть и другие примеры раннего воздействия. Так, вряд ли известный император Рима Марк Аврелий стал бы еще и знаменитым философом, если бы в детские годы его прадед Катилий Север не окружил ребенка многочисленными домашними учителями. На обучение не жалели средств, и именно учителя, которые в ранние, формирующие годы превратились в лучших друзей и спутников, создали у ребенка стремление познать высшие истины, проникнуть в суть мироустройства и поведения человека. Для Рима, утопающего в роскоши и стимулирующего себя деструктивными раздражителями в виде крови и разврата, этот пример символичен. Ибо никакие развлечения с жестокостью и насилием не увлекали Марка Аврелия, – он подчинил себя иным целям и следовал этому всю жизнь.