Я попытался было открыть рот, чтобы сказать сам не знаю что, но в последний момент, как будто вспомнив о чем-то важном, засунул руку в карман, вытащил оттуда артефакт с дурацким названием «Свинячья звезда», и протянул сей приз Аспирину, пробормотав:

— Спор четырех стихий не может быть проклят. Это подарок от чистого сердца.

Представьте себе каменное изваяние, в которое попало сразу несколько пуль. Лицо вечно улыбающегося комика пошло мелкими трещинами, улыбка стекла каплями грязного дождя, смывающего краску со свежих афиш, а глаза... Глаза засветились изнутри каким-то мертвенно-бледным искусственным светом. Когда на Хэллоуин жгут свечи в тыквах, то прорези глазниц и оскал рта не вызывают никаких особых ощущений, кроме веселья и легкого праздничного испуга, но если начинают светиться глаза сумасшедшего колдуна, то, поверьте мне на слово, становится настолько жутко, насколько это вообще можно представить.

— Предсказание Альберта,— замогильным голосом произнес Аспирин, забирая у меня из рук подарок облезлой пумы.— Предсказание Альберта оказалось не глупой выходкой испорченного мальчишки.

И как бы в подтверждение вышесказанного, все с той же бесцветной отрешенностью продекламировал:

На ладонь к нему упадет звезда,

Тут он вспомнит все и поймет тогда,

Что уходит жизнь, как пустой фантом,

Унеся с собой...

Вместо того, чтобы закончить четверостишие, колдун перевел взгляд своих ужасных хэллоуиновских глаз на меня, и в это мгновение я, сам не знаю почему, вдруг понял: он борется с непреодолимым желанием вырвать мое сердце. Вырвать — и забросить его далеко в зал, чтобы обезумевшая толпа, угадав в этом приказ хозяина, бросилась прочь из театра, оставив великого сумасшедшего наедине со зловещими демонами его сознания.

Аспирин даже уже начал отводить руку для короткого страшного удара, но, опередив его на какое-то мгновение, я чуть ли не выкрикнул ему в лицо:

— Семьдесят два — это не тридцать два, но поверь, и этих шансов с лихвой хватит, чтобы уничтожить вообще все!

Боксер, кидающийся на обессиленного и прижатого к канатам противника с одной-единственной целью — добить врага, испытывает ни с чем не сравнимое удивление, пропустив встречный нокаутирующий удар, в один миг переворачивающий все с ног на голову и решающий исход матча. То же самое произошло и с Аспирином: несмотря на мой совершенно невнятный выкрик насчет семидесяти двух счастливых процентов, он понял, что «Растворитель миров», возможно, все еще во мне, и... И это остановило его.

«Сам понимаешь, при шансах пятьдесят на пятьдесят никто не захочет испытывать на прочность свою психику, отправляя тебя в мир иной!» — всплыла в памяти забытая было фраза. Дружище Зоул все-таки знал, о чем говорил. — Проклятый Альберт...— пробормотал колдун, после чего уже совершенно спокойно, без всех своих дурацких ужимок и кривляний, сказал: — Для тебя же самого будет лучше умереть на Арене.

«Правда?!»— хотел было нагло поинтересоваться я, отчего-то вмиг растеряв весь свой страх, но не смог этого сделать.

Любитель дешевых эффектов на сей раз решил отказаться от своих обычных пошлых глупостей и одним коротким щелчком пальцев отправил отважных героев туда, откуда они когда-то пришли.

«А как же Клара?» — хотел поинтересоваться я напоследок, но не успел. Все произошло слишком быстро — мгновение назад я еще стоял перед сумасшедшим маньяком, а теперь...

Теперь мое тело в очередной раз разобрали на запчасти, чтобы собрать в очень далеком и страшном месте. Там, где меня с нетерпением ожидали новые, еще более увлекательные и будоражащие воображение приключения.

* * *

Причудливое колесо мироздания совершило очередной резкий поворот, в результате чего наша команда вернулась к черте, от которой все началось: к третьему раунду гладиаторского поединка на «Арене искупления». Три недели назад Аспирин вырвал нас из этой точки пространства, чтобы использовать в своих гнусных целях... Нет, об уничтожении вселенной все-таки лучше сказать «в безумных целях», И вот теперь, после того как мы преодолели все мыслимые и немыслимые препятствия, все вернулось на круги своя. Миссия закончена, герои-наемники больше не нужны, и нестабильный колдун-работодатель выкинул их на свалку истории. Или, точнее сказать, в зоопарк, в котором мы выступали в роли живого корма для разного рода экзотического зверья.

«А все почему?» — может возникнуть у вас вполне резонный вопрос.

Да потому...

Потому...

Потому что этот......Аспирин, этот.........Компот, этот........Фромп и этот.........Зоул втянули несчастного юношу (то есть меня) в жуткую историю.

В общем, я мог бы много чего сказать по этому поводу, но не стану этого делать, ограничившись короткой справкой.

Время в разных мирах течет по-разному. На Глове прошло около трех недель, а в Сарлоне — столице объединившихся измерений — меньше секунды. Поэтому наше исчезновение с арены и появление на ней прошли незаметно. Как для публики, слишком увлеченной перипетиями кровавой драмы, так и для нашего очередного соперника маала, чей примитивный разум волновала только одна примитивно-плотская мысль: как бы поскорее набить свой безразмерный желудок. Все остальное находилось за пределами его интересов.

Что ж, все действующие лица вновь оказались на сцене, публика в партере перестала шуршать обертками от конфет, затаив дыхание в ожидании очередного акта этой дешевой постановки, и...

Легкий, практически неуловимый поцелуй вечности вдохнул жизнь в бездушных марионеток, и замерзшая сосулька времени оттаяла наконец первой секундой-каплей.

После чего на нашу многострадальную команду обрушился девятый вал очередных неприятностей.

И поверьте мне на слово — это были весьма конкретные и более чем реальные неприятности.

Наше появление на «Арене искупления» прошло до невозможности буднично и обыденно.

Солдат, ушедший на войну и долгих три года мечтавший вернуться домой, слишком идеализирует родные пенаты, поэтому, когда он наконец возвращается и видит все тот же не изменившийся дом со знакомым до боли пейзажем вокруг, ловит себя на мысли: «А происходили ли вообще все те кровавые ужасы, которые навсегда запечатлелись в моем воспаленном сознании, или я просто полчаса назад вышел в близлежащий магазинчик и, быстренько купив все необходимое, вернулся домой?!»

Если бы не остатки затухающей боли[65]и не зажатые в руке два шприца, наполненных сублиматором жизненной энергии, я мог бы всерьез подумать, что не было никакого Глова, не было ни толденов, ни ордена Кен, ни Антопца, ни прочих неприятных личностей.

Впрочем, в данный момент все эти выкладки не имели никакого отношения к действительности. С противоположного конца арены к нам не торопясь подползала огромная отвратительная туша маала, явно рассчитывающего поживиться беспомощными противниками.