– Поглядись в воду, – предложила Маленькая Птичка.

Я давно не видела зеркала и сейчас, наклонившись над ручьем, не узнала себя. Совсем индианка, если бы не синие глаза. Коричневая кожа, прямые, спадающие до плеч волосы, платье индейской скво. Куда девалась убого одетая девушка с очками на носу? И гордая женщина, залитая сверкающими бриллиантами? Правда, в ушах до сих пор поблескивали крохотные сапфировые сережки, почему-то казавшиеся здесь неуместными, я сняла их и протянула Маленькой Птичке.

– Подарок. Ты была так добра ко мне.

Она недоумевающе уставилась на переливающиеся камешки, потом осторожно взяла серьги.

– Спасибо, сестра, – прошептала она еле слышно, и в этот момент мы были почти друзьями.

Но Люкас все испортил, внезапно появившись словно ниоткуда, полуголый, на шее болтается подаренная шаманом ладанка, мокрые волосы поблескивают на солнце, лицо хмурое и непроницаемое. Жесткие пальцы сомкнулись на моем запястье.

– Шаман хочет поговорить с тобой. Выкажи ему уважение. Он очень стар и мудр. Мой… – И, поколебавшись, добавил: – Мой дед.

– Я всегда уважала тех, кто этого заслуживает. Считаешь, опозорю тебя?

– Откуда мне знать, что ты выкинешь?! – пробормотал он с чем-то вроде раздражения. – Весьма непредсказуемая дама.

– Зато умею приспосабливаться к обстоятельствам, – холодно заверила я, – и достаточно терпелива. Знаю свое место. Мне идти на несколько шагов сзади с опущенной головой? Не хочешь же, чтобы другие подумали, будто ты потворствуешь рабыне.

И с удовлетворением заметила, как дернулся Люкас.

– Придержи язык, – только пробормотал он и, повернувшись, направился к самому большому вигваму.

Я ужасно нервничала, хотя умерла бы, прежде чем призналась в этом. Но почему?! Меня представляли королеве английской, и я была спокойна, как мумия! Но здесь не Англия, и я во власти человека, которого презираю и ненавижу.

– Не заговаривай первой, – наставлял Люкас, – сиди спокойно и не суетись!

Я не устояла перед ехидной репликой:

– Спасибо за наставление! Ваша покорная рабыня не опозорит вас!

Он окинул меня мрачным предостерегающим взглядом; мы очутились в зловещей обстановке освещенного костром жилища.

Шаман, казалось, дремал и ни словом, ни взглядом не дал знать, что заметил наше присутствие. В вигваме бесшумно суетилась толстая женщина, на вид гораздо моложе шамана. Жена? Дочка? Можно ли им жениться? Старик снял церемониальный головной убор, и на голове у него была только кожаная лента с пером. На коричневом лице было столько морщин, что, казалось, шаману уже гораздо больше ста лет. Люк сказал, что это его дед. Неужели это отец Илэны Кордес, вождь апачей, взявший в жены юную пленницу испанку?

– Значит… та самая, – внезапно пробормотал он по-испански, так, что я едва не подпрыгнула. Старый лис! Все время следил за мной! Наши взгляды встретились, но он больше ничего не сказал. Что я могла ответить? Мы долго смотрели друг на друга; прошло несколько минут, глаза старика широко открылись, он повернулся к Люкасу: – Она может говорить или боится?

Я крепко сжала губы, но Люкас ехидно усмехнулся:

– Иногда говорит даже слишком много. И не думаю, что боится.

Шаман одобрительно кивнул:

– Это хорошо. Ты не похожа на трусливую женщину. Бывает, мой внук поступает совсем не так мудро, как полагает сам. Впервые увидев тебя, я подумал: вот одна из тех редких женщин, которые умеют слушать и наблюдать… извлекать уроки из того, что видят. Я заметил, как быстро ты переняла наши обычаи. Тогда и сказал себе: может быть, ум и сердце этой женщины так же открыты и честны, как у ее отца, который пришел сюда когда-то, один, бесстрашно, потому что хотел понять апачей. – Старик снова покивал, как бы довольный давними воспоминаниями. – Твой отец был единственным из белых, кого я называл братом. И всю жизнь он оставался названым братом апачи. Теперь понимаешь, почему я позвал тебя сюда?

Но я все еще недоумевала, не зная истинных причин, заставивших его сделать это. Отец? Названый брат дикарей, безжалостных, кровожадных убийц?!

Но шаман явно ждал ответа, и мне оставалось только покачать головой:

– Нет, я не уверена… Значит, вы с самого начала знали, кто я?

Старик начал медленно раскачиваться взад и вперед, словно это помогало думать.

– Значит, я вызвал у тебя любопытство? Это хорошо, любопытство побудит тебя задавать вопросы. Раньше ты не понимала, почему старый шаман послал за тобой. Ты дочь своего отца, единственный его ребенок, пришедший из Великой Воды. Поэтому ты здесь. – Он остановился, я наклонилась вперед, но шаман повелительно поднял руку. – Вижу в глазах твоих много вопросов, но задашь их позже. Думаешь, воинов, взявших тебя в плен, послали за тобой? Нет. Это был набег. Много дней воины наблюдали за проезжавшими дилижансами, узнали, сколько солдат их охраняет, как они вооружены и по каким дням возят серебро. Нет, дочь моя, ты случайно попала в горы, или, может быть, таково было веление судьбы, что тебя привели к моему внуку, вождю племени, а второй внук узнал дочь Гая Дэнджерфилда и доставил тебя сначала сюда, как я и хотел.

Сначала? Почему все они говорят загадками – Люкас, Рамон, а теперь и старик? Никто не сказал, чего ожидают от меня! Неужели было необходимо встречаться со стариком при таких унизительных обстоятельствах?!

Нет-нет, подобает или не подобает, но молчать больше нельзя!

Я гневно взглянула на Люкаса, тот едва заметно поднял брови, словно запрещая говорить. Ну что ж, нравится ему или нет, я все-таки выскажусь.

– Ты хочешь что-то сказать, слова так и рвутся из твоего горла, – заметил шаман, словно прочитав мои мысли.

– Да! – взорвалась я, не в силах сдержать ярости. – Хочу знать, почему меня привели сюда и что собираются делать дальше. Он, – я с отвращением показала на Корда, – ничего не говорит, только заявил, что я должна выбрать между участью служанки и положением гостьи. И потом… этот… то, что он сотворил со мной, просто не поддается описанию, сделал своей рабыней, угрожал даже… словно я причинила ему зло или отец не спас когда-то его жалкую жизнь. Вы сказали, что мой отец был вам братом, и говорите со мной по-человечески, а он…

– Хватит! – взвился Люкас. – Если бы ты не распускала язык!

– А я говорю: молчите оба! Немедленно!

Голос шамана был тихим, шелестящим, старческим, но в нем звучали такие властные нотки, что мы мгновенно успокоились.

– Пока вы бросали друг другу сердитые слова, – уже мягче сказал старик, – я думал, что должна быть причина ненависти, родившейся между вами. Жаль, ибо отец твой не хотел, чтобы так получилось.

Он обращался ко мне, мои губы упрямо сжались.

– Может, отец плохо его знал.