– Потому вы всегда носите с собою пистолет?

– Положим, не всегда… Однако привычка существует. Может быть, когда-нибудь вы посетите наш край, где деревни и поместья затеряны в глухих, непроходимых, поистине первобытных лесах. Ни я, ни мои соседи, мы никогда не выезжаем из усадеб невооруженными и без охраны. Здесь, в столице исламского мира, многое напоминает мне наш лес. Это – враждебная, дикая, непредсказуемая стихия. А спрятать пистолет под фериджи легко. Смотрите…

Аржанова отвернула полу широкого суконного плаща. Под него она надела восточный наряд: длинная белая рубаха, красные шаровары и поверх них узкое платье «энтери» с большим треугольным вырезом на груди. Кожаный пояс с двумя кобурами застегивался на квадратную латунную пряжку и плотно облегал ее бедра. Курская дворянка достала свой любимый пистолет «Тузик» производства итальянской фирмы «Маззагатти» и подала инженер-майору:

– Пожалуйста.

Лафит Клаве взвесил на руке оружие и осмотрел его со всех сторон. Для милых, но отважных дам итальянцы придумали изделие изящное, красивое, нетяжелое, длиной всего в 21 сантиметр, но вполне действенное. Ложе и рукоять из полированного ореха, ствол с инкрустациями, кремнево-ударный замок из стали, деревянный шомпол под стволом, диаметр пули – 14 мм. Рукоять внизу украшала литая серебряная накладка с оскаленной мордой собаки.

– Вы пользовались им? – спросил француз.

– Приходилось.

– Удачно?

– Особенность пистолета в том, что метко он стреляет только с малого расстояния.

– Малое – это сколько? Метр, два, три, пять…

– Вижу, вы не верите мне, – произнесла Аржанова с усмешкой.

Каик находился на середине Босфора, сейчас довольно пустынного. Укрепления Румели Хисары уже сливались в одно серо-белое пятно. Лишь красный турецкий флаг с полумесяцем и звездой на втором ярусе цитадели пламенел на фоне зеленого берега. Стаи чаек с криками носились над водой, не боясь приближаться к лодке, потому что лодочники и перевозчики обычно подкармливали их. Аржанова взвела курок, вскинула пистолет, для лучшей фиксации обхватив левой рукой запястье правой. Она нажала на спуск, как только птица с белыми крыльями низко зависла над головами гребцов. Грянул выстрел. Подбитая чайка упала, но не в каик, а рядом с ним, в воду. Пуля попала ей в грудь, и кровь тотчас окрасила в алый цвет пенистый бурун от весел, погружаемых в голубую морскую толщу. Гребцы, испуганно глядя на женщину в коричневой феридже, заработали энергичнее.

Аржанова быстро спрятала пистолет в кобуру, закуталась в свой плащ и обернулась к османской крепости.

– У вас не женский характер, – сказал Лафит Клаве.

– Наоборот, мой любезный друг. Совершенно женский. Собственная честь и достоинство мне дороже жизни. Даже под страхом смерти ни один ублюдок, вроде этих варваров, – тут Анастасия кивнула в сторону турок, сидевших за веслами, – не проникнет в мое тело и не оставит там свое гнусное семя. Я буду принадлежать только моему избраннику. Всем сердцем, всей душой и телом, со дня венчания в церкви и – навсегда.

После столь решительного заявления разговор у них прекратился. Инженер-майор в глубокой задумчивости смотрел куда-то вдаль, поверх голов гребцов. Флора, перегнувшись через борт лодки, правой рукой пыталась дотянуться до воды. Выстрел пистолета, который имел заряд из черного дымного пороха, оставил легкий темноватый след от сгоревшей затравки у нее на верхней половине кисти.

Одноэтажные и двухэтажные жилые строения, башни, приземистые здания складов и мастерских, крепостные стены, окружавшие Галату, они увидели через полтора часа. Лафит Клаве приказал направить каик к маленькой деревянной пристани возле дома, где жили Кухарские. Подав руку курской дворянке, он помог ей выбраться из лодки.

– Вероятно, я была излишне откровенна с вами, господин майор, – в смущении Аржанова наклонила голову. – Простите…

– Мне понравилась ваша откровенность, Ванда.

– Вы ничего не скажете моему брату?

– Слово офицера, что не скажу! – он улыбнулся.

Они все еще стояли на пристани и смотрели друг на друга.

– Может быть, чашечку кофе? – предложила Анастасия.

– С удовольствием! – ответил он.

Однако стрелки часов в гостиной показывали без десяти три, и Глафира распоряжение барыни насчет кофе встретила скептически. По ее мнению, после полдневного путешествия по морю прежде всего требовался обед по крайней мере из двух блюд, а уж потом – кофе. Лафит Клаве нашел мысль горничной вполне логичной. Вскоре они сидели за столом напротив друг друга и с отменным аппетитом уплетали куриный бульон с домашней лапшой. На второе им поддали вареную курицу с картофельным пюре и овощами.

То, что Глафира готовит лапшу фантастически вкусно, в доме Аржановой знали все. Лишь для инженер-майора это явилось приятным открытием. Возможно, его также утомило плавание через Босфор и осмотр фортификационного сооружения. После обеда он не торопился на свою квартиру. Выпив рюмку коньяку и закурив сигару, Лафит Клаве поведал Флоре печальную историю из своей юности. Сюжет ее был старым как мир.

Он рос вместе с красавицей Луизой, дочерью богатого соседа. Еще подростками они полюбили друг друга и поклялись не расставаться никогда. Тем не менее отец не разрешил девушке выйти замуж за бедного армейского офицера. Он нашел ей другого жениха – сорокапятилетнего сборщика налогов, толстого и грубого урода, владеющего обширным поместьем и плантациями виноградников в провинции Шампань. Луиза же резко воспротивилась отцовской воле. Молодые люди задумали побег, но не смогли его осуществить. Девушку внезапно увезли из дома и насильно выдали замуж. Позднее Клаве рассказывали, что она немало натерпелась от мужа и рано умерла, заболев скоротечной чахоткой. Он знает место ее захоронения и посещает его, когда бывает на родине в отпуске.

– Это весьма похвально, – заметила Аржанова. Она искренне жалела бедную Луизу.

– Я каждый год отмечаю день ее рождения, – француз затушил сигару и поднялся с места. – Он будет через десять дней. Приходите тогда ко мне в гости, мадмуазель. У меня остался ее портрет и три книги с дарственными надписями. Только никому здесь не говорите об этом.

– Обещаю! – торжественно произнесла курская дворянка.

Почетного и важного гостя она провожала до прихожей. Едва Анастасия и Лафит Клаве вступили в нее, на пороге появился Анджей Кухарский в треуголке и теплом кафтане. Он пришел со службы. Один карман кафтана у него оттопыривался, и из-под клапана там торчала головка винной бутылки с толстой коричневой пробкой. Сняв треуголку, польский дворянин отвесил начальнику низкий поклон, бросил на Аржанову подозрительно-недовольный взгляд, и прошел в дом. Там засуетились слуги и послышалась команда Глафиры: «Обед для хозяина!»

Как бы ни размышляла над этой ситуацией Анастасия, как бы ни перебирала сейчас в памяти свои встречи и разговоры с «Чертежником», получалось, что злобы и ненависти она к нему не испытывает. Ведь Лафит Клаве, обыкновенный турецкий наемник, не убивал русских людей, не угонял их в рабство, не разорял их города и села, не выжигал поля пшеницы и ржи, чтобы лишить ее народ пропитания.