К следующей категории можно было бы отнести две работы — сборник очерков «Мысли и приключения» (1932) и своего рода портретную галерею «Великие современники» (1937). А вот книгу «Моя юность» (1930) смело можно назвать автобиографичной. В ней автор мило описывает времена правления королевы Виктории и затем короля Эдуарда. Два других сочинения можно условно отнести к историческому жанру — «Лорд Рандольф Черчилль» (1906) и четырехтомник «Мальборо: жизнь и эпоха» (1933—1938). Однако это все-таки семейные биографии, в которых каждая строка дышит сыновней почтительностью, а объективность принесена в жертву любви автора к своим героям. Наконец, четырехтомник «История англоязычных народов» (1956—1958) — единственное произведение Черчилля, в котором автор практически не появляется на сцене и которое можно было бы отнести к собственно историческому жанру.

Еще одна немаловажная деталь: сочинительство принесло Черчиллю немалую прибыль. Впрочем, он сам первый заявлял, что не стоило бы писать книги, если бы они не продавались. Черчилль с самого начала взялся за перо ради денег и ради славы. Именно литературная деятельность стала с тех пор основным источником его доходов и позволила ему вести роскошную жизнь. К тому же книги Уинстона продавались все лучше, издатели платили ему баснословные гонорары, не отставали от них и редакторы газет и журналов. Мартин Гилберт подсчитал прибыль, которую Черчиллю принесли за восемь лет, с 1929-го по 1937-й, одни только гонорары и оплата авторских прав: общая сумма дохода превысила сто тысяч фунтов стерлингов![188]

В 1923 году, когда были опубликованы два первых тома «Мирового кризиса», уже стало ясно, что книгу ждет шумный успех. В то время память о Первой мировой войне была еще слишком свежа, и книга, изобиловавшая новыми документами, талантливо написанная участником событий, известным человеком, увлекала читателя, не оставляла его равнодушным. «Мировой кризис» сразу же оказался в центре оживленной полемики. Бурные споры вызвала одна из основных идей книги: автор утверждал, что во время войны профессионалы — генералы и адмиралы («the brass-hats»[189]) регулярно ошибались, тогда как профессиональные политики («the frocks»[190]) почти всегда правильно оценивали ситуацию. Напрасно Бальфур подшучивал над «блистательной автобиографией, замаскированной под всемирную историю». В успехе книги сомневаться не приходилось[191]. Кейнс, восхищавшийся «Кризисом», в свою очередь говорил, что это «антивоенный трактат, более действенный, нежели сочинение какого-нибудь пацифиста»[192]. В 1929 году Уинстон начал с увлечением работать над биографией Джона Черчилля, герцога Мальборо. Уинстон хотел не просто поквитаться с Маколеем и реабилитировать в глазах общества своего знаменитого предка. Он с упоением изучал славное прошлое Англии, когда страна за несколько лет превратилась из ничем не примечательного королевства в могущественную державу. Потому-то он и изобразил герцога Мальборо блистательным государственным деятелем, опорой короны и конституции, вершителем судеб Англии, которому под силу было разбить дьявольские планы Людовика XIV, вознамерившегося поработить Европу. Последний том книги, выражавшей политические взгляды автора, был опубликован в самый разгар чехословацкого кризиса, в нем легко угадывается параллель, проводимая Черчиллем между гегемонией Короля-Солнца и гегемонией Гитлера. Поэтому герцог Мальборо в книге Черчилля превратился не только в великого полководца, но и в великого стратега, а бледная королева Анна — в «великую королеву, за которую сражался не менее великий коннетабль».

Кстати сказать, «Вторую мировую войну» также нельзя назвать чисто историческим произведением. Эта книга, сразу же перешедшая в разряд классики, прежде всего, представляет собой полезное для истории свидетельство очевидца. Впрочем, и сам автор весьма скромно отзывался о своем детище: «Сомневаюсь, что подобная хроника существует или когда-либо существовала. Ведь в ней дается подробный подневный отчет и о ведении военных действий, и о работе правительства. Я не называю свои „Мемуары“ „историей“, писать историю — удел грядущих поколений. Однако я признаю за собой право назвать свою книгу вкладом в „Историю...“, которая появится в будущем»[193]. Черчилль первым из главных действующих лиц разыгравшейся драмы оккупировал область истории. Ему посчастливилось, с одной стороны, представить на суд потомков собственную версию своих поступков и той роли, которую он сыграл в этой войне, с другой — вынести на суд современников собственную версию событий 1914—1918 годов, одновременно эпическую и трагическую, втайне надеясь упрочить таким образом свою пошатнувшуюся репутацию.

Последнее произведение в списке — «История англоязычных народов» — увы, самое неудачное и самое слабое из всех сочинений Черчилля. В этой книге автор стремился охватить историю Великобритании, Соединенных Штатов и Британского Содружества Наций, чтобы доказать общность их культурного наследия. Однако в целом повествование получилось аморфным и несколько искусственным. Триста страниц книги были уже написаны накануне войны, а остальные ее части, последовательно добавленные в пятидесятые годы, лишь подчеркнули несвязность повествования. Суровая критика называла книгу «англосаксонской сказкой». Но скорее это — завещание Черчилля, свидетельствующее о его непоколебимой вере в великую миссию англосаксонских народов, призванных защищать дело мира и свободы.

* * *

Творчество Черчилля необычайно богато и разнообразно. В связи с чем возникают два вопроса. Как он работал? Какой метод использовал при написании исторических произведений? Какова была его концепция истории, понимал ли он историю одновременно как прошлое человечества и как знание этого прошлого? И уместно ли было бы говорить в таком случае о философии истории Черчилля?

О творческом методе Черчилля мы располагаем данными из первых рук, и в первую очередь свидетельствами его ближайших соратников — Мориса Эшли и Уильяма Дикина[194]. Юношеские опусы Уинстона, начиная с описания индийских и африканских приключений и заканчивая биографией лорда Рандольфа, были целиком написаны его рукой. После Первой мировой войны все меняется. «Мировой кризис» был первой книгой, текст которой он диктовал, а не писал собственноручно. Взявшись за биографию герцога Мальборо, Черчилль организовал настоящую мастерскую, в которой трудились научные консультанты, а иногда и целая команда секретарей, корректоров... Однако именно Черчилль был мозгом, руководителем работ в этой мастерской, режиссером-постановщиком рассказа, аргументирующим свой выбор, придающим работе свой особый стиль — широкий, образный, напыщенный. В каждой строчке угадывался его «почерк».