27

Строя замыслы о женитьбе на молодой богатой вдове, Казимеж не учел лишь одного – душа, живущая в столь прекрасном теле, не может быть обычной, страх за свою жизнь и покорность судьбе были неведомы принцессе рыцарского братства. Поэтому он сильно удивился, когда в ответ на его речь обесчещенная княгиня не разразилась рыданиями и не кинулась на шею мнимому спасителю.

Брезгливо сунув под обрывки платья испачканную семенем ладонь, Елена вытянулась в струну, чуть запрокинув голову. Длинные ресницы ее сомкнутых век слегка подрагивали, а алые чувственные губы скривились в презрительной усмешке. При виде всего этого Вишневецкому сделалось не по себе, и он умолк.

А дочь отважного полковника тем временем простонапросто размышляла. В глубине души Еленка была готова изменить нелюбимому мужу, но только во имя настоящей любви. Неприкаянное сердце подсказывало, что она ее встретит, и мечта о благородном рыцаре-красавце станет явью. Но быть снова изнасилованной, да еще вот так, в дурманном сне, – это уж слишком. Станислава можно было если не простить, то хотя бы понять. Из десятка мужчин, встретивших в глухом лесу голую красавицу, может быть, один и удержался бы от соблазна силой взять ее по велению трезвого рассудка. Остальным мог помешать лишь страх перед суровым наказанием. Принявшему ее за простолюдинку, всемогущему канцлеру Литвы бояться было нечего.

– А князенька-то редкий негодяй. Прикинулся, будто никакого интереса ко мне не имеет, а сам опоил и воспользовался без лишней суеты, как жеребец стреноженной кобылой. Только что-то здесь не так, хоть он и хорохорится, дескать, мне никто не страшен, но вряд ли ради одной похоти на убийство Станислава решился бы, – с презрением подумала Еленка.

Слегка приоткрыв веки, она увидела лежащий на столе пергамент. У Воловича не было тайн от молодой жены. Пусть и не в подробностях, но принцесса рыцарского братства была посвящена в историю нападения Вишневецкого на Папского посланника.

– Да я, пожалуй, здесь и ни при чем, так, сладкая награда за победу над Станиславом в их давней войне, – догадалась новоявленная вдова.

О том, что обесчестить жену убитого врага на войне – обычное дело, дочь полковника узнала еще в детстве из пьяных разговоров друзей отца. И вот теперь пришлось ей испытать обычай этот на себе.

Желая отереть ладонь от мерзкой Казимежевой слизи, Елена провела рукой по бархатному покрывалу и ощутила холодное прикосновение стали. Осторожно, чтоб не заметил Вишневецкий, она потрогала кинжал, который тот так опрометчиво бросил на постель.

– Похоже, им подлец платье мое резал, ну а я его горло перережу, – решила отчаянная женщина, зажав в ладони рукоять нежданно обретенного оружия.

Да, не знал премудрый Казимир, над кем он надругался. Выросшая среди суровых воинов, княгиня знала еще один обычай – кровью мстить за смерть родных и товарищей.

– Каков бы ни был Волович, но он мой муж и эта тварь его убила, а теперь еще мною тешится. Никак, наложницей своей намеревается сделать. Может, даже замуж позовет, говорят, ему такое не в диковину, многих дур уже уморил. Нет, светлейший негодяй, со мной такое не пройдет. Сейчас ты разом мне за все и всех ответишь, – разгневанно подумала Елена.

Решив собственноручно покарать убийцу мужа, без помощи отца, чувственного, словно юноша, дяди Гжегожа и даже по уши влюбленного в нее Замойского – зачем губить хороших людей, княгиня начала смертельную игру с Казимежем. Для начала надо было привести Вишневецкого в бешенство и заставить напасть на себя, а уж тут-то она его встретит. Ранее ей никогда не доводилось убивать, но дочь полковника была уверена, что рука ее не дрогнет.

Выгнувшись всем телом и еще более обозначив свою обворожительную грудь, красавица перевернулась на бок, бесстыже откинула ногу и одарила Казимира похотливым взглядом своих прекрасных глаз.

– Как вы думаете, князь, король Стефан не откажет мне в аудиенции?

Вишневецкий невольно приподнялся с кресла, но Еленка остановила его игривым жестом левой руки, правая была прикрыта обрывками платья.

– Не беспокойтесь, сударь. И так уж для несчастной дамы, как вы изволили меня назвать, немало сделали. И от мужа, недоумка толстомясого избавили, и мое тело, по большой любви истосковавшееся, ублажить успели. Только уж не обессудьте, мужскую силу вашу оценить я не смогла, от танцев утомилась да заснула невзначай.

Поняв, что княгиня просто-напросто глумится над ним, Казимеж, злобно ощерившись, снова попытался встать, но та опять его остановила капризным окриком:

– Да сидите вы, коль дамой велено. Пошалили малость и будет, я в услугах ваших более не нуждаюсь. Ну сами посудите, какой мне прок престарелого, лысого да толстого литовского канцлера на столь же престарелого, седого, худосочного князя польского менять, – блудливо подмигнув, Еленка продолжила издевательство. – Я красивая, богатая, свободная, вполне достойна королевской фавориткой стать. Вот посплю в постели вашей грешной до утра, а затем отправлюсь во дворец, – внезапно сделавшись серьезной, она кивнула на стол и с угрозой добавила:

– Вон ту грамоту возьму, ею, как фиговым листом, свой срам прикрою, да пойду просить аудиенции.

Вишневецкий взвился, словно змеей ужаленный. Таких женщин Казимир еще не встречал. Он ожидал всего: стыдливых слез, праведного гнева, угроз, но только не такого. Из всех мыслей, что ворвались ему в голову пчелиным роем, главной была одна – девку оставлять в живых нельзя. Никакой он не победитель, его жизнь сейчас находится в этих тонких длиннопалых руках и, чтоб отнять ее, княгине надо только вырваться отсюда. Все, будь то король, а про князей сподвижников, вроде Замойского, и думать нечего, примут сторону красавицы вдовы.

– Умолкни, потаскуха, – прохрипел Казимеж, бросаясь на Еленку. Когда пальцы негодяя уже готовы были сомкнуться на тоненькой, покусанной им шейке, принцесса рыцарского братства нанесла удар. Да видно, эта ночь была счастливой для подлецов. Спрятанное под обрывками платья лезвие кинжала зацепилось за прочный шелковый шов и, направленный в горло прямой удар получился не таким, как надо. Клинок пошел чуть выше, распоров Вишневецкому лицо ото рта до уха. Взвыв от боли, тот попытался ухватить княгиню за руку, но она ловко увернулась и пнула Казимира своей бесстыже откинутой ногой с такою силой, что обливающийся кровью убийца отлетел к столу. Однако злыдню снова улыбнулось счастье. Падая, он растопырил руки и почти случайно ухватил за горло винный кувшин. Уже не нападая, а спасаясь от разъяренной красавицы литвинки, Казимеж запустил в нее тяжелым золотым сосудом. Удар пришелся днищем в голову. Еленка, как подкошенная, повалилась на пол, из полукруглой раны на виске побежала кровь, смешиваясь с пролитым вином.

28

Услыхав в покоях князя какую-то возню, Мечислав лишь слегка насторожился – такое хоть и редко, а все же случалось, но когда за дверью раздался жалобный вопль Вишневецкого, пан сразу бросился в опочивальню. При виде хозяина, зажимающего ладонью рану на лице, да лежащей на полу бесчувственной Елены он ошалело вытаращил глаза, застыв столбом посреди спальни. Из оцепенения его вывел злобный окрик Казимира: