– …Я бы мог попробовать, – задумчиво произнес Оболенский. – У меня есть веревка…

– Откуда? – удивился Артем.

– Прихватил из машины, – ответил Оболенский.

– Зачем?!

– А вот хрен его знает, – пожал плечами Максим. – Просто взял и намотал под куртку. Подумал – вдруг пригодится…

– И что? – Рождественский понимал, что сейчас скажет старый товарищ. И подсознательно оттягивал момент окончательного приговора.

– Мне придется идти без страховки, на пальцах. – Максим отвернулся. – Как ты понимаешь, это вопрос времени. А его у нас нет.

– Значит…

– Да, – кивнул Максим. – Либо кому-то придется остаться в заслоне, либо ляжем все.

– Значит – все, – тяжело вздохнул Артем.

– Хрена вам! – Багров, который, как казалось, был в бессознательном состоянии, вдруг открыл глаза. – Вколите мне еще, вынесите на позицию и оставьте пулемет. Я их задержу.

– Закрой рот, Федор! – прикрикнул Артем, отворачиваясь. – Все – значит, все!

– Гер-рой! – презрительно прохрипел Федор Аверьянович. – Мне – кирдык. Что так, что этак. И ложиться из-за одного всем – глупо. Пулемет, гранату – и уходите. Если есть хоть один шанс, вы должны его использовать.

Сказал – и устало откинулся на камни. На бледном лбу выступили капельки пота.

– Какая чушь! – Артем вскочил на ноги. – Не говори ерунды, Федор! Я тебя не брошу!

Разговор уже шел на повышенных тонах. Заинтересованный Ислам встал с камня и, прихрамывая, направился к собеседникам.

– Товарищ майор! – Голос лежащего с закрытыми глазами Багрова усилился, окреп. – Как старший по званию, я вам приказываю! Уходите сами и уводите людей! Вы за них отвечаете! Они вам доверяют! Выполняйте!

– Нет у нас здесь званий! – Рождественский уже кричал. – Нет! Мы все равны!

– Но отвечаешь – ты! – Багров тоже пытался кричать. И, уже понизив голос, почти шепотом: – О Лизке подумай. Как она без тебя?.. О ребенке вашем неродившемся. Уходи. Не рви душу. И так сил нет, а тут еще тебя, идиота, уговаривать…

– Он дело говорит, – вмешался подошедший Ислам. – Всем не уйти.

– Ты бы вообще!.. – резко развернулся к чеченцу Артем.

Молодой мститель и бровью не повел.

– Дадите мне патронов, гранат, сколько сможете – и уходите. Я останусь с ним.

– Да сколько вы вдвоем сможете продержаться?!

– Сколько надо будет – столько и продержимся, – уверенно ответил молодой чеченец. – Только у меня условие.

Артем и Максим переглянулись, потом Оболенский предложил:

– Выкладывай.

– Я – остаюсь, – повторил чеченец. – Но его…

Он кивнул в сторону пожилого, который, далеко в стороне, сидел на камне, обхватив голову руками, монотонно раскачивался и что-то бормотал себе под нос.

– …Вы берете с собой.

– Еще ничего не решено, – огрызнулся Артем.

– Эйе-е! – скривился Ислам. – Все решено давным-давно. И не нами. Давай, командир. Уводи своих людей. И моего не забудь…

– Уходи, Тема, – поддержал чеченца Багров. – Если мы все здесь поляжем, это ничего никому не даст. А так, глядишь, ты за моими присмотришь… У девчонок возраст самый такой начинается…

– Монах! – опять послышался выкрик Скопцова. – «Духи» приближаются!

– М-мать!.. – с нечеловеческой тоской и болью выкрикнул Артем. И еще почти минуту выкрикивал самые грязные и черные ругательства. Потом диким взглядом посмотрел вокруг:

– Нет, я не понял… А почему сидим? Почему не готовим позиции для заслона?! Бегом!..

Абдул Карим, сопровождаемый моджахедами из числа наиболее проверенных и приближенных, не спеша поднимался в гору. А куда торопиться?.. Люди Бобошерова никуда из этой долины не денутся. Здесь они и найдут свою смерть.

Тропа уводила все выше и выше, цепочка боевиков растянулась. Полевой командир остановился у края тропы, прикрикнул на отстающих. Наверное, эта задержка и спасла ему жизнь.

Оттуда, куда они двигались, коротко простучал пулемет. Опытный воин, Абдул Карим сразу же узнал его по звуку. Моджахед, который занял в колонне место отставшего командира, схватился за простреленную грудь, упал и тяжело покатился вниз по тропе.

Остальные моджахеды сразу же порскнули по обе стороны от тропы. Укрывались за камнями, готовились к бою. Сразу же началась стрельба. Не прицельная – боевики выплескивали свой страх. Стреляли не в какую-то конкретную цель – просто по направлению.

– А ну, не стрелять! – рявкнул, приседая, полевой командир.

Ни к чему жечь патроны зря. Боеприпасы могут еще пригодиться при переходе через охваченный пламенем войны Афганистан. А эти… Ну, пусть затягивают свою агонию. Тем страшнее будет наказание, которому их подвергнет обманутый Абдул Карим.

– Бегом! – лютовал Артем. – Шире шаг!

Он от души пнул в зад бегущего перед ним Бобошерова. Тот взвизгнул и, сделав широкий прыжок, на какие-то двадцать метров ускорился. Но потом опять «сдох». Не был приспособлен таджикский наркоделец к такого рода переходам.

Старого чеченца, подхватив за ремень, тащили Скопа и Дед. Старик вообще не хотел уходить. Складывалось такое впечатление, что он полностью, окончательно потерял разум. Широко открытые глаза, бессмысленный взгляд, устремленный даже не в пространство, а куда-то в самые потаенные и глубокие недра собственной души. Артем, если честно, не видел смысла в том, чтобы его спасать. Но… Он обещал Исламу. И слово свое собирался сдержать. Мужество – даже если оно проявлено противником – заслуживает уважения.

Шаман на бегу контролировал Блэра. Американец, надо признать, бежал без особой на то охоты. Но и деваться ему было некуда – Максим тоже с ним не церемонился. А когда он остановился и заявил, что никуда не побежит, даже если его будут убивать, Оболенский, склонившись к самому его лицу, уточнил:

– Убить, говоришь? Да запросто!

После этого резидент бежал изо всех своих сил. И только время от времени поглядывал с опаской и сомнением в сторону бегущего за ним Максима.

– Все! – Артем остановился и поднял руку. – Приплыли!

Полностью обессилевший Бобошеров тяжело упал на землю. Остальные, по мере приближения, переходили на шаг, останавливались.

– Вот так. – Рождественский оглядывался по сторонам. И то, что он видел, оптимизма отнюдь не внушало…

Они оказались в небольшой котловине, со всех сторон вздымались скалы. И тропа – только одна, по которой можно было лишь вернуться. Дороги вперед не было. Ни хорошей, ни плохой – никакой. Тропинка, что привела их сюда, здесь терялась, растекаясь меж камней и редких растений.