Линкольн вспомнил, что последний раз видел Криса на Новый год, и еле сдерживался, чтобы не перегнуться над столом и хорошенько не врезать ему по физиономии. Но порыв быстро прошел.

Крис сегодня выглядел по-другому. Опрятнее. На нем была костюмная, небрежно расстегнутая рубашка, чистый пиджак, а волосы аккуратно причесаны и сияли от геля. «Как реклама краски для волос, – зло подумал Линкольн и вспомнил: – Ах, да, репетиция». И тут Линкольн расхохотался. Тихо, почти про себя.

Он ведь не должен был знать, а знал! И должен бы ненавидеть этого парня, а не ненавидел! Не хотелось ему убивать Криса. А хотелось поменяться с ним местами. Да и этого тоже не хотелось. Если бы Линкольну нужно было идти с Бет на репетицию этой самой свадьбы, он сейчас был бы дома, с ней. Если бы нужно было идти с ней завтра на свадьбу, он считал бы часы до того, когда она наденет это свое платье. А потом – до того, когда снимет.

Он снова рассмеялся, теперь уже вслух.

Тогда Крис взглянул на Линкольна и как будто узнал его.

– Привет, – поздоровался он.

Линкольн замолчал. До этого момента он все думал, что Крис его не видит. Так же как его не видит Бет, хотя это и не так.

– Привет, – отозвался он.

– Сигареты не найдется? – спросил Крис.

– Нет, извини, – отозвался Линкольн.

– Не готов я сегодня – ни сигареты, ни книжки, – улыбнулся Крис.

Он тоже, казалось, волновался, но, видимо, лучше, чем Линкольн, умел держать себя в руках.

– Хочешь, страничку газеты возьми, – предложил Линкольн.

– Спасибо, – ответил Крис. Он встал, подошел к кабинке Линкольна и, наклонившись, взял страницу о культуре. – Сегодняшний обзор фильмов еще не читал.

– Кино любишь смотреть? – мрачно поинтересовался Линкольн.

– Скорее, пересматривать, – ответил Крис. – Моя девушка о фильмах пишет. Да это завтрашняя!

– Технически сегодняшняя, – пояснил Линкольн, – я в «Курьере» работаю.

– Тогда ты, наверное, ее знаешь.

– Я там мало кого знаю, – ответил Линкольн. Его как будто свело, губы едва шевелились. Казалось, только скажи неверное слово – и сразу обратишься в камень. А может, уже и обратился. – По ночам работаю.

– Ты бы сразу запал, – кивнул Крис, глядя в окно и снова волнуясь, – если бы увидел ее, сразу же. Она такая… Такая… Мимо нее не пройдешь. Явление природы, понимаешь?

– Как торнадо? – спросил Линкольн.

– Вроде того, – усмехнулся Крис. – Я бы сказал… не знаю, как бы я сказал, но, пожалуй, да. Она… – Он нервно похлопал по нагрудному карману, провел рукой по волосам. – У тебя ведь никого нет, да? В смысле – на наших концертах я тебя никогда ни с кем не видел.

– Да, – ответил Линкольн и подумал: «Никакой я, оказывается, не невидимый. Очень даже видимый!»

Крис снова засмеялся – колко, недобро. Все его обаяние куда-то испарилось.

– Не помню даже, когда… – Он горестно покачал головой, снова пригладил волосы. – В этот карман, понимаешь, сигареты класть нельзя – очень уж некрасиво торчат. Даже и не помню, когда так долго не курил. А ты курил хоть раз?

– Ни разу, – ответил Линкольн. – Никогда не тянуло.

– Без сигарет, без девушки… Унылая у тебя жизнь, приятель.

– Как кому, – ответил Линкольн, тяжело глядя на своего собеседника и очень желая, чтобы прямо сейчас случилось что-нибудь в духе «Чумовой пятницы»[17].

– А-а… – растерянно протянул Крис. На это его хватило. – Ну, правильно. Я не хотел… – Он опустил глаза и вернул Линкольну страницу. – Спасибо. За эту… Я бы никогда не побеспокоил… Это все пиджак, понимаешь? Я бы не…

Линкольн скривил губы в улыбке. Крис поднялся.

– Увидимся, – произнес Крис. Он остановился у своей кабинки и положил на стол несколько долларов. – На той неделе мы в «Соколе» играем, будешь там – заходи поздороваться.

Линкольн смотрел, как Крис идет к выходу, и надеялся – искренне, по-настоящему, всем сердцем, – что тот идет домой, к ней.

В отделе информационных технологий работы было меньше, чем обычно. Международную ударную бригаду давно распустили. От них только и осталось, что стопка чистых дисков и прожженные сигаретами пятна на столе.

– Когда успели, черт побери? – вопрошал Грег.

Линкольн пожимал плечами. Грег велел Линкольну поменять все системные пароли обновить брандмауэры, он даже изготовил для всего департамента новые электронные пропуска.

– Эти ребята всегда меня доставали, – признался Грег. – Особенно тот, из школы «Миллард-Саут». Как говорится, он слишком много знал… о компьютерах.

Линкольну теперь казалось, что его смены тянутся не годами, а десятилетиями.

В понедельник вечером в папке WebFence ничего от Бет не было. Ни слова о свадьбе. Вообще ни слова. И во вторник – тоже… И в среду…

Линкольн искал встречи с ней в коридорах, задерживался на обеденных перерывах. Он видел ее подпись под статьями и поэтому знал, что она на работе. Через каждые несколько часов в свою смену он проверял папку WebFence.

В четверг – ничего. В пятницу – ничего. В понедельник – ничего.

В понедельник вечером Линкольн подходил к столу Бет в шесть часов и потом еще раз – в восемь. Он купил пирог с курицей и луком, чтобы поделиться с Дорис, и провел с ней два часа в комнате отдыха за разговором. И за ожиданием. Дорис обещала, что научит его играть в пинокль. Как она говорила, они с Полом любили в нее резаться.

– Мне всегда хотелось научиться, – ответил Линкольн.

Во вторник Бет и Дженнифер все молчали, а он просматривал дисциплинарный файл, чтобы проверить, не прислал ли предупреждение кто-нибудь из коллег по отделу. В голове промелькнуло: может, кто-нибудь из международной бригады набедокурил. Но никаких признаков этого не было. На столе Бет стояли пустые чашки из-под кофе, – значит, она не исчезла бесследно.

В среду в папке WebFence снова ничего не было, и вдруг Линкольну стало почему-то легко. Может, это было начало конца. Никаких болезненных, унизительных объяснений. Никакого самоконтроля и дисциплины. Может, ему не придется заставлять себя не читать ее переписку – она прекратится сама собой.

Может ли мозг отторгать информацию? Как инородное тело? Дорис старательно учила Линкольна играть в пинокль, а его мозг никак не усваивал правила. По счастью – а может, по несчастью, – ее это не обескураживало. Он подумывал, что удобнее есть за своим столом. И если бы он не терял надежды на встречу с Бет, то, скорее всего, так и поступил бы. Но по отношению к Дорис это было нехорошо, особенно теперь, когда мать стала посылать угощения специально для нее. Теперь Дорис на пару с ним угощалась ее пирогами.