– Можешь полетать восточнее, над площадкой для гольфа, – посоветовал Билл Каугилл, когда приехал на своем пикапе. – Может быть, еще оттуда народ придет.

Он был больше всех своих заинтересован в том, чтобы полеты имели успех. Видать потому, что хотел убедиться, что участок можно превратить в аэропорт.

– Как здесь насчет бензина, Билл? – спросил я. – Есть где-нибудь заправочная станция? Можно ли где-то взять пятигалонную канистру бензина, обычного автомобильного бензина?

– Если нужно, у меня в доме кое-что есть. Там много.

– Хорошо, возможно, я возьму у тебя галлонов десять.

Еще двое вышли из автомобилей.

– Прокатиться можно? – спросили они.

– Естественно.

– Тогда поехали.

И мы поехали.

Кружа над местом посадки, я обратил внимание, что автомобили выстроились у конца полосы, перегородив ее. Если мы будем долго катиться после посадки, никуда с полосы не сворачивая, то въедем прямо в самую их гущу. Я убрал газ и решил, что если наземная скорость окажется слишком большой, я поверну несколько влево и ближе к вершине сделаю резкий поворот вправо. Если все получится хорошо, удастся даже не повредить самолет. И все же, длинного приземления мне не хотелось.

Благодаря этим раздумьям посадка у нас вышла жесткой, мы подскочили, отразившись от земли, в воздух и, подпрыгивая, остановились. Это было напоминание, что слишком коротко приземляться тоже не стоит.

После этих первых пассажиров у меня в кармане осталось $9. Я оставил на некоторое время самолет желающим на него поглазеть и направился на противоположную сторону улицы к забегаловке с гамбургерами, которая принадлежала Лу-Хуану. Еда! Так же, как бензин был на вес золота для самолета, эти две горячие сосиски и два стакана молочного коктейля были на вес золота для его пилота. Я был рад просто посидеть, жуя что-то более существенное, чем сено.

Вокруг самолета собралась немалая толпа любопытных, и я стал беспокоиться за его обшивку. Я взял с собой стакан апельсинового напитка и вернулся к самолету. Там меня уже ждали новые пассажиры.

Время от времени в паузах Билл снова заговаривал со мной об этом поле.

– Если бы ты собирался устроить здесь аэропорт, что бы ты сделал в первую очередь? Так, чтобы уложиться, скажем, в пятьсот долларов?

– Да тут ничего особенного и не нужно делать. Может быть, засыпал бы землей вот это место ближе к концу полосы, хотя многовато пришлось бы засыпать. Нет, не стал бы этого делать. Все, что здесь нужно сделать – это обозначить наиболее ровный участок земли. Это самое сложное – выбрать то место, куда самолет будет садиться и куда он будет катиться.

– И ты считаешь, что здесь ничего не нужно ровнять?

– Думаю, нет. Нет ничего лучше взлета под гору и посадки вверх по склону. Просто пометь известью или чем-то в этом роде место, предназначенное для посадки. Позже можешь поставить здесь бензоколонку, если захочешь. Учитывая, что рядом озеро и забегаловка, где можно перекусить, получится замечательный маленький аэродром.

– А какой ширины, по-твоему, должна быть полоса?

– Ну, я думаю где-то примерно отсюда… и вот где-то… досюда, будет как раз достаточно по ширине. Даже более чем достаточно.

Он взял из кузова пикапа двусторонний топор и сделал в земле пометки с каждого края посадочной полосы.

– Я сейчас это просто отмечу и, может быть, когда-нибудь у нас что-то из этого выйдет.

Так же, как это происходило с первыми бродячими пилотами, так это случилось и со мной. Топор оставлял отметки там, где приземлился первый самолет, и потом в этом месте начинали садиться многие самолеты.

Уже позже я подумал, что если это поле превратится в аэропорт, то в мире станет меньше одним пастбищем, с которого могут летать странствующие пилоты.

– Я полечу с тобой, если ты пообещаешь, что мы будем лететь спокойно…

Это был мой водитель красного «форда», сам назвавшийся трусом, – Рэй.

– Ты хочешь, невзирая на все опасности подняться в воздух? – спросил я. – В этом древнем самолете?

– Только если ты пообещаешь не переворачивать его вверх ногами.

Мне пришлось улыбнуться, поскольку несмотря на свои слова про страх, парень совсем не боялся. Он летел в самолете, словно ветеран, мы сделали круг над площадкой для гольфа, два круга над городом, крутую спираль над посадочной полосой, и все это время он без всякого страха выглядывал вниз, словно полет ему снился.

– Это было и вправду замечательно, – сказал он и, довольный, обернулся к своей машине.

– Бесплатный полет для хозяина, Билл, – позвал я Каугилла-старшего. – Поехали.

– Я думаю, что Калли больше, чем я, хочет покататься.

Так оно и было, Калли бежал к самолету, на ходу натягивая свой собственный кожаный летный шлем, который он вытащил из джипа.

– Отец купил мне его в магазине, где продают оборудование, – пояснил он, самостоятельно забравшись на переднее сиденье. Ему уже нравилось летать, хоть мы еще даже не оторвались от земли.

Когда все со мной расплатились и я закончил последний полет, я залил в бак две пятигаллонные канистры обыкновенного автомобильного бензина. Достаточно, чтобы взлететь одному и проверить, как будет работать двигатель на таком топливе. Он работал ровно, как и на авиагорючем, если даже еще не ровнее.

Итак, до заката я прокатил двадцать пассажиров и после расчета за еду и топливо у меня осталось $49. Приятное ощущение по сравнению с полуднем на сенокосе, когда у меня в кармане звенела лишь монетка в десять центов.

Теперь я убедился, вне всякого сомнения, что существуют земли, где жив вчерашний день, что есть места, куда можно улизнуть, что человек в одиночку со своим самолетом вполне может прожить, если только он этого хочет. Милан оказался для меня хорошим местом, и я был счастлив. Но завтра придет время двигаться дальше.

ДНИ ПРОХОДИЛИ ЗА ДНЯМИ, события августа сменились происшествиями сентября. Многочисленные ярмарки, где были особо вычищенные коровы и причесанные овцы, которые в ожидании того, кто их оценит, жевали чистейшую отполированную до блеска солому.

Монетки, дождем орошающие стеклянную посуду, издавая при этом напоминающий колокольчики звон, и песня продавцов: «Брось монетку в хрустальный бокал и забирай его, он твой. Брось монетку, получишь бокал, заберешь его домой…»

Тихие улочки, старые городишки, где театр превратился в автомагазин, а затем и вовсе закрылся.

Люди, которые еще помнят старые самолеты, помнят засухи и наводнения, урожайные и неурожайные годы.

Тарелки с овсяным печеньем у миссис Флик, выложенным горками высотой в фут, три штуки за пять центов.