– Хорошо, – отвечает Мэлори.

Рик диктует ей свой номер. Мэлори вслепую царапает его в раскрытом справочнике.

– До свидания, Мэлори.

– До свидания.

Вот тебе обычный, заурядный разговор по телефону…

Мэлори вешает трубку, опускает голову и плачет. Младенцы ерзают у нее на коленях. Мэлори плачет еще минут двадцать, потом вскрикивает: в подвальную дверь скребутся. Виктор! Он лает, просит, чтобы его выпустили. К счастью, его вовремя заперли в подвале. Может, это сделал Джулс, сообразив, что вот-вот произойдет.

Мэлори завесит окна одеялами, запрет двери и метлой обыщет каждый закоулок дома: не затаились ли где твари? Лишь через шесть часов она решится открыть глаза и увидит, что случилось в доме, где она родила ребенка.

Чуть раньше, с плотно закрытыми глазами, Мэлори через гостиную пройдет к подвальной лестнице. Она вплотную приблизится к трупу Тома.

Мэлори убедит себя, что пинает не Тома, а мешок сахара, когда склонится над ведром колодезной воды, чтобы выкупать младенцев и вымыться самой.

В следующие месяцы она много раз поговорит с Риком по телефону, но потом связь отключится.

Целых шесть месяцев уйдет на очистку дома от следов крови и смерти.

Дона Мэлори найдет на полу кухни, головой к подвалу. Безумный, он словно спешил туда, чтобы Гари вернул ему разум. Мэлори станет искать Гари. Везде. Не найдет и следа. Мэлори всегда будет помнить о нем, всего будет его опасаться. Во внешнем мире она всегда будет ждать встречи с ним.

Соседей Мэлори похоронит вокруг колодца и всякий раз, отправляясь за водой для себя и детей, будет чувствовать под ногами неровные холмики могил, вырытых и засыпанных вслепую.

Тома она похоронит ближе всех к дому, на травянистом бугорке. Туда она станет выводить детей в повязках, чтобы подышали свежим воздухом. Там, как она надеется, у маленьких душ больше свободы.

Пройдет четыре года, прежде чем она решит принять приглашение Рика и отправиться в место, которое он описывал по телефону.

Сейчас Мэлори просто моется сама и купает малышей. Малыши плачут.

Голос Тома звучит снова и снова. Том наговаривает сообщение.

«…Шиллингем, дом двести семьдесят три. Меня зовут Том. Вы ведь понимаете, как я рад дозвониться до вашего автоответчика…»

Повязка в дюйме от закрытых глаз Мэлори.

Мэлори поднимает руку и касается черной ткани. На миг она и тварь держатся за одну повязку. Эта тварь и ей подобные украли у Мэлори Шеннон, мать, отца и Тома. Эта тварь и ей подобные украли детство у Мальчика и Девочки. Мэлори не так уж и страшно. Ведь твари отняли у нее все, что могли.

– Нет, это мое, – заявляет Мэлори, цепляясь за ткань.

Сперва ничего не происходит. Потом что-то касается ее лица. Мэлори морщится, но это лишь ткань ложится на нос и виски.

«Тебе придется открыть глаза».

Верно. Голос Тома означает, что они добрались до стрелки, о которой рассказывал Рик. Голос Тома звучит как раньше, как в гостиной, где он однажды сказал:

«Может, твари не желают нам вреда. Может, их удивляет то, как они на нас действуют. Их мир и наш существуют параллельно. Так случайно вышло. Может, твари не хотят нас изводить?»

Какими бы ни были намерения тварей, сейчас одна из них рядом, а Мэлори должна открыть глаза.

Дети Мэлори подчас совершали удивительные поступки. Однажды Мальчик пролистал телефонную книгу и объявил, что дошел до сто шестой страницы. Он почти не ошибся. Сейчас Мэлори ждет от детей чего-нибудь столь же удивительного.

Слева по борту нет никакого движения. Тварь либо потеряла интерес к повязке и ретируется, либо затаилась и ждет следующего шага Мэлори.

– Мальчик? – зовет Мэлори.

Расшифровывать вопрос нельзя, но Мальчик понимает.

Он молчит, вслушивается, потом отвечает:

– Мама, она удаляется от нас.

Высоко в небе бьются птицы, из громкоговорителя льется прекрасный, умиротворяющий голос Тома, а Мэлори слышит тишину. Тишину, которую источает тварь.

Где она сейчас?

Освобожденная лодка плывет по течению. Шум воды подсказывает Мэлори, что впереди стрелка. Времени у них в обрез.

– Мальчик, ты что-нибудь еще слышишь?

Он не отвечает.

– Мальчик!

– Нет, мама, не слышу.

– Уверен? Абсолютно уверен? – с надрывом спрашивает Мэлори. Готова она или нет, момент настал.

– Да, мама, уверен. Мы снова одни.

– Куда делась тварь?

– Ушла.

– Куда?

Мальчик отвечает не сразу.

– Мама, она за нами.

– Девочка?

– Да, мама, она за нами.

Мэлори молчит.

Дети сказали, что тварь за ними.

Мэлори замечательно их вымуштровала. Это единственное, на что она может рассчитывать в этом мире.

Она доверяет детям.

Иначе никак.

Мэлори слышит голос Тома, ей кажется, он с ними в лодке.

Мэлори чувствует, что это знак. Том здесь. Том с ней. Значит, она выживет.

Она нервно сглатывает.

Смахивает с губ слезы.

Глубоко вдыхает.

Мэлори чувствует. Чувствует, как когда они открыли дверь Тому с Джулсом. Чувствует, как когда они решили прогнать Гари.

Вот она, последняя секунда предвкушения.

Решение принято. Еще секунда – и Мэлори откроет глаза.

Она поворачивается к рукавам реки и размыкает веки.

Сначала Мэлори щурится. Не от яркого солнца, а от обилия красок. Она охает и подносит руку ко рту.

В голове ни мыслей, ни тревог, ни переживаний, ни надежд. Мэлори не в силах описать увиденное.

Мир бесконечный. Многоликий. Волшебный.

«Смотри, Шеннон! То облако – вылитая Энджела Мэркл из нашего класса!»

В прежней жизни Мэлори не щурясь смотрела на краски в два раза ярче этих. Сейчас ей больно от красоты.

Она смотрела бы и смотрела. Вечно. Ну хоть еще пару секунд! Но голос Тома зовет в путь.

Как в замедленном кино, Мэлори наклоняется в сторону, откуда звучит голос Тома. Смакует каждое его слово. Он будто стоит на берегу, будто говорит, что она почти у цели. Мэлори ясно: красками ей не любоваться. Она должна снова закрыть глаза. Должна оторваться от яркого чудесного мира.

Мэлори смыкает веки.

Возвращается в привычную тьму.