– Ах ты подлец! Подлец! Кровопийца! – и Адочка набросилась на него с кулаками.

– Не вижу ничего постыдного, что моя сестра работает в овощном магазине. Там тоже кому-то надо убираться. В нашей стране каждая профессия почетна, а вы действительно подлец и кровопийца! Адочка, пускай обратно едет. Он тебя недостоин! Мы на него в суд подадим, а Влас сегодня вечером тебя сам в Москву отвезет! Прыщ зловонный! – вдруг выпалила я и утащила рыдающую кузину в дом.

– Тебе правда неважно, где я работаю? Правда все равно, что я не модельер?

– Какая разница! В душе-то ведь ты самый великий модельер! Посмотри, какую ты мне чудесную шляпку связала! Такой ни у кого нет!

– Ты – серьезно?! И ты совсем не сердишься, что я тебя обманывала?

– Да нет! Успокойся ты! – я продолжала утешать кузину, но беспокоило меня сейчас только одно – Власу снова придется решать проблемы моей семьи – вместо того, чтобы побыть несколько дней наедине со мной, ему придется везти Адочку в Москву.

Все-таки Влас оказался настоящим рыцарем: не успел приехать в Буреломы, как посадил мою сестру в машину, погрузил в багажник все ее вещи и собрался обратно в столицу.

– Тогда я приеду завтра в первой половине дня.

– Власик, мне так неудобно...

– Перестань, ничего страшного. Все бывает. Хотя мне такая жизнь тоже порядком поднадоела.

– Ой! Тебе нетрудно будет заехать ко мне домой... Там, в коридоре, в шкафу висит короткая дубленка вишневого цвета, а то в куртке уже холодно.

– Конечно, любовь моя. Жди меня завтра с дубленкой! – весело сказал он, а я побежала в дом за ключами от своей московской квартиры.

Оставшись одна, я прибралась и села работать, но мысли мои были далеко от пригожей птичницы Ляли и интриганки Уваровой – они перелетали, будто пчелы от цветка к цветку или мухи от... (впрочем, неважно, от чего к чему перелетают мухи) и в конце концов заснула.

В четырнадцать часов следующего дня я стояла перед зеркалом и тщетно пыталась причесаться – волосы не слушались, разлетаясь в разные стороны. Мучилась, мучилась, потом прибегла к испытанному методу – отошла от зеркала, кое-как закрутила волосы и заколола заколкой.

В дверь кто-то барабанил. Я спустилась на первый этаж... Передо мной стоял Влас с белым, как потолок, лицом, которое не выражало ни капли радости. Напротив, губы его от злости превратились в тоненькую почти невидимую нить, упрямый подбородок сильно выдавался вперед, глаза искрились от бешенства, а в руках вместо дубленки он держал ворох писем.

– Я вынул это из твоего почтового ящика, – прошипел он. – Что это?!

– Ну... Раз из почтового ящика – значит, корреспонденция, – что было вполне логично. – А в чем дело? Что-то не так?

– Нет! И она еще спрашивает! «Что-то не так?» – передразнил меня Влас. – Вся эта куча, эта отвратительная куча... – он запинался и ничего не мог выговорить от душащей, словно грудная жаба, ярости. – Эта куча! – наконец воскликнул он. – От твоего Кронского! Все письма от него! Все до одного! От твоего любовника!

Влас подскочил к столу и, свалив на него конверты, принялся судорожно перебирать их, тыча указательным пальцем на каллиграфически выведенную фамилию отправителя. Перед глазами то и дело мелькала заглавная буква «К» с затейливыми завитушками. Кронский, Кронский, Кронский, Кронский — везде один только Кронский.

– Он мне не любовник! Никакой он мне не любовник! Не любовник!

– Что ты повторяешь одно и то же, как Ада?! Нечего делать из меня дурака! Теперь-то я прекрасно знаю, что ты изменяешь мне! Что у меня уже давно выросли непомерные рога! – Он приставил руки с растопыренными пальцами к голове. – У тебя и здесь, наверное, кто-то есть. Я в этом даже не сомневаюсь! Стоит тебя на десять минут оставить, как ты уже целуешься с первым встречным и назначаешь ему свидание! А тот кордебалет, что ты устроила в «Трех бочках»!

– Это письма от моего коллеги, – спокойно (насколько могла) сказала я. – Кронский тоже писатель. Он консультируется со мной по поводу своего нового романа.

– Как бы не так! Я прекрасно знаю вашу историю любви – ты сама ее описала! Имела глупость обнародовать все извращения своего коллеги-романиста! Ты никогда не отличалась постоянством! Об этом говорят три твоих предыдущих брака! А в десять лет ты на моих глазах целовалась с двоечником с Крайнего Севера, и чуть было не вышла за него замуж! – Он снова припомнил мне историю двадцатилетней давности о том, как на море меня неожиданно поцеловал мальчишка у костра.

– Вот именно! Мне тогда было десять лет! При всем желании я бы не смогла выйти за него! Ты совсем с ума сошел! – не выдержала я и добавила пророческим тоном: – Ревность – страшное чувство, от него и умереть можно.

– А ты только и ждешь моей смерти, чтобы снова схлестнуться с этим извращенцем! Я прекрасно знаю, что ты с ним спишь! Он даже имел наглость как-то позвонить мне домой!

– Он просто мой коллега, – устало сказала я, – и потом звонил он не тебе домой, а на мой мобильный телефон, который почему-то лежал на твоей тумбочке!

– Да? Ну, что ж, тогда проверим! – издевательски проговорил он и протянул мне первое попавшееся письмо.

– Что? – не поняла я.

– Читай! Вслух!

– Это как-то нехорошо, – замялась я, но делать было нечего и я, распечатав конверт, прочитала:

«Здравствуйте, уважаемая Мария Алексеевна!

Пишу вам из Бурятии – так сказать, из самого сердца тибетской медицины в России, где успешно лечу свои недуги. А попал я сюда волею судеб, о чем нисколько не жалею.

Надо заметить, тибетская медицина неразрывно связана с буддийской философией, в которую я последнее время очень сильно вдарился, и представляет собой многоэтажную систему знаний обо всех болезнях человека...» – я облегченно вздохнула и победоносно воскликнула:

– Ну, и что тут такого?! Человек пишет, что лечится в Бурятии и сильно вдарился в буддийскую философию! А у тебя паранойя!

– Читай дальше! – потребовал Влас.

– «Роман свой я на время оставил. Теперь у меня зародилась новая идея – написать детектив об убийстве эмчи-ламы в каком-нибудь буддийском храме, на почве религиозных распрей.

До свидания. С уважением, Алексей Кронский». – Я вздохнула полной грудью и, прищурившись, спросила:

– Ну, что?

Влас сначала растерянно молчал, потом вдруг как закричит, да радостно так, будто ему удалось разгадать сложную головоломку:

– Это у вас шифр такой! Точно, шифр! Как у разведчиков – каждое слово письма имеет совсем другой смысл: например «вдариться в буддийскую философию» обозначает «я сильно по тебе скучаю» или еще что-нибудь и того хуже!

– Да у тебя просто навязчивая идея! Ты мазохист! Тебе очень хочется, чтобы я изменяла!