Сатибарзан, покрывшись белым шерстяным плащом, всю ночь пролежал, не закрывая глаз. Подперев рукой голову с растрепанными длинными кудрями, он глядел на равнину, где еще пылали дальние селения и черные полосы дыма, как смерчи, вились к небу, слабо относимые ветром.

– Пропала старая Персия, и нет нигде спасения, – шептал он.

К нему подошел молодой слуга и, блеснув зубами, насмешливо бросил:

– Царь царей… улепетывает!

Плащ отлетел в сторону. Сатибарзан вскочил. Слуга держал наготове панцирь и боевой шлем.

– Ты врешь! Раздавлю тебя!

– Гляди сам.

По большой дороге рысью двигалась густая вереница всадников. Топот тысяч ног гудел в тихом утреннем воздухе. Видны были начальники кухонь, палаток, обоза. Главный евнух трясся на разукрашенном муле. Вдали над толпой на длинном древке подымался золотой значок Артаксеркса.

Сатибарзан надел панцирь. Слуга затянул ремни, прицепил пояс с мечом, накинул полосатый плащ. Медленно подошел Сатибарзан к краю дороги. Оруженосец подъехал к нему, держа в поводу боевого коня с железной кольчужной сеткой на груди.

Золотистый конь с белой гривой («Подарок Будакена!» – вспомнил Сатибарзан) бежал по дороге крупной рысью, грызя удила, легко выбрасывая упругие ноги. Бесс сидел на нем, закутанный в пурпурный шерстяной плащ; видны были только черные сердитые глаза и нахмуренные брови.

Сатибарзан взял несколько крупинок земли, посыпал себе голову и низко наклонился, воздавая Бессу царские почести.

Бесс задержал коня и поднял руку. Отряд, загремев доспехами, остановился. Сатибарзан подошел к жеребцу, косившему черным глазом.

– Подойди ближе, – пробормотал Бесс. – Я узнал точно, что у македонца мало войска. Я хочу заманить его сюда и здесь прикончить. Я приказал сжечь все селения, все запасы на семь дней пути. До сих пор своими успехами хвастун Искандер был обязан только глупости царя Дария. Нужно завести наглого македонца в непроходимые леса, за глубокие реки, в большие горы, где грекам не только сопротивляться, но и убежать было бы некуда. Как ты думаешь?

– Я слуга твой и должен повиноваться, а не давать советы.

– Я решил отступить дальше, в Сугуду. Ко мне скоро придут хорезмийцы, дахи, саки, не считая других скифских племен, а скифы, живущие за Яксартом, настолько рослы и сильны, что македонцы покажутся перед ними маленькими детьми. – Бесс наклонился к Сатибарзану и сказал шепотом: – Это для нас самое безопасное решение… В случае чего мы сможем убежать и скрыться у скифов.

– Я жду твоих повелений. – Голос Сатибарзана был холодный и равнодушный.

Бесс пристально посмотрел на воина; поняв, что тот скрывает свои мысли, нахмурился и сказал резким, надменным голосом:

– Итак, мы повелеваем: оставайся здесь, чтобы поддерживать порядок. Смотри, чтобы не было резни и грабежей населения, а потом ты вернешься к нам в Сугуду последним.

– О величайший! – сказал Сатибарзан.

Его глаза смотрели в сторону, мимо Бесса, на спутников царя, откормленных пьяниц и льстецов, с которыми Бесс любил проводить пиры и вести «государственные беседы». Приближенные притихли, стараясь услышать разговор.

– Ну, что же дальше?

– Ни великая река, ни горы, ни пустыни не смогут спасти того, кто уходит с поля битвы. Твоей защитой может быть только острие твоего меча.

– Ты смеешь думать, что я не хочу боя с Двурогим?

– Знаешь, что говорят бактрийцы: «Не та собака сильно кусает, которая больше лает». И еще есть у них пословица: «Самые широкие и большие реки текут почти без всякого шума». Я отправлюсь искать македонцев.

Сатибарзан повернулся спиной к царю царей и, не оглядываясь, твердыми шагами пошел прочь.

Взбешенный Бесс искал рукоять меча, но молодой конь, почувствовав гнев седока, прыгнул вперед, чуть не сбросив Бесса.

Сатибарзан вскочил на рыжего жеребца и помчался к своему отряду. Всадники, ждавшие его сигнала, садились на коней и вереницей выезжали на дорогу, ведущую к Седым горам.

* * *

Отряд направился сперва на юг, потом на запад. Через несколько дней кони съели весь ячмень, взятый в Бактре. Отряд стал заезжать в селения и забирать хлеб, ячмень и муку. Везде запасов было много: в этих местах еще не свирепствовала война. Сатибарзан бросал крестьянам золото, но те говорили:

– Не надо нам золота. Лучше не берите у нас запасов. С чем мы останемся на зиму?

По вечерам на стоянках Сатибарзан расспрашивал Спитамена о дорогах, и они вместе обсуждали, как перерезать связь македонцев с их родиной и тыловыми частями. Спитамену была дана под начальство сотня всадников. Тут были и горные дахи в волчьих колпаках, со шкурами барсов на плечах, и бактрийцы в плетеных веревочных панцирях.

Спитамен со своей сотней ехал впереди, выбирая дорогу.

Но у того, кто одерживает победы, объявляется много новых друзей. Оплаченные лазутчики и добровольные перебежчики донесли македонскому царю, что большой персидский отряд появился у него в тылу и угрожает идущим из Экбатаны обозам.

Эстафетная почта, устроенная Александром по всем главным дорогам, спешно развезла его приказы гарнизонам, оставленным в захваченных по пути городах. Македонские отряды начали стягиваться навстречу отряду Сатибарзана.

Около города Артаксаны Сатибарзан наткнулся на македонскую конницу и позади нее увидел густую линию пехоты.

Бактрийские всадники вылетали вперед, гарцевали, задирая македонцев, которые перестраивались и выжидали момент, выгодный для боя. Сотня Спитамена обогнула македонский фланг и сбила нескольких отделившихся всадников.

Сатибарзан выехал вперед и вернул обратно бактрийцев, которые стреляли из луков в неподвижно стоявших врагов. Он снял шлем и громко вызывал охотника биться с ним на поединке. Волосы рассыпались по плечам, панцирь горел в лучах солнца. Его рыжий легкий жеребец как будто тоже был охвачен бешенством, вздымался на дыбы и метался перед рядами врагов.

Тогда выехал вперед македонский начальник Эригий, закованный в бронзовые латы. Конь его был тяжелый, большой, с широкой грудью. Эригий помчался на Сатибарзана, готовясь свалить его. Сатибарзан метнул копье, которое сбило шлем македонца, и у него рассыпались по плечам седые волосы.

– Будем дальше драться! – закричал македонец. – В моих жилах течет молодая кровь.

Опытен и силен был македонец, и верен был полет копья его: острое стальное жало пробило горло Сатибарзана и вышло наружу. Сатибарзан упал, и рыжий жеребец его громадными прыжками понесся по равнине. Македонец задержал своего коня, выдернул копье и вторично хотел поразить Сатибарзана. Но тот привстал, крикнул: «Не хочу жить рабом!» – и, схватив руками конец копья, вдавил железо себе в грудь между сверкающими пластинками панциря.

Тогда вся конница македонцев перешла в наступление. Они неслись неудержимой лавиной, крепко держась один около другого, выставив вперед копья, образуя острый угол, стараясь расколоть бактрийцев пополам. Легкие бактрийские всадники понеслись врассыпную и быстро уходили от тяжелых македонских коней.