И это совершенно принципиальное и до сих пор широко и охотно игнорируемое обстоятельство необходимо особо отметить и еще раз подчеркнуть: Холокост как система физического уничтожения немцами евреев хронологически ведет свое начало именно с систематического убийства евреев-военнопленных!

В самом начале весны 1941 года подготовка Германии ко вторжению в СССР перешла в активную фазу.

Отдел охраны тыла ОКВ под руководством генерала Варлимонта подготовил и передал в штаб ОКВ проект «Директивы об особых областях, согласно указанию № 21 («Барбаросса»)». 3 марта начальник штаба ОКВ Йодль вернул его обратно с пометой о том, что в окончательном тексте фюрер просил бы учесть следующие указания: оперативная полоса сухопутных войск должна быть как можно менее глубокой, за нею следуют области не военного, а гражданского управления (рейхскомиссариаты и пр.), через которые и будет осуществляться политика на востоке. Эти области насыщаются силами СС, полевой жандармерии и полиции, — войскам же предстоит сосредоточиться главным образом на военных задачах.[108]

Указания эти Йодль получил, скорее всего, на встрече с Гитлером и Кейтелем, состоявшейся накануне. Тогда Гитлер, может быть, впервые коснулся вопроса: а что же делать с политическими противниками Рейха в СССР? Его собственная позиция уже вполне сформировалась: это будет борьба мировоззрений, борьба не на жизнь, а на смерть, поэтому — политических врагов следует уничтожать под корень, безо всякой оглядки на международное право. Из этого вытекала важность роли «чистильщика», которую фюрер отводил Гиммлеру и СС.

5 марта генерал-квартирмейстер ОКХ Вагнер доложил об указаниях фюрера начальнику штаба ОКХ генерал-полковнику Гальдеру. Следствием этого явилось то, что тема экзекуций с самого начала не упускалась из виду и на сугубо военных подготовительных совещаниях. Так, на сравнительно невысоком по уровню совещании 6–7 марта с участием риттмейстера[109]Ганса Шаха фон Виттенау из группы армий «Б», начальника отдела военной контрразведки полковника Г. Остера и его подчиненного, подполковника Бентивеньи, начальника 3 отделения абвера, обсуждалась выдвинутая, очевидно, ОКВ схема распределения компетенций в будущей полосе наступления. ОКХ отвечало при этом за 400-километровую зону, из них 200 км приходилось на оперативную полосу (в свою очередь, подразделяющуюся на зону боевых действий и зону армейского тыла) и еще 200 км — на тыловую зону сухопутных войск: на каждую группу армий — по 3–4 дивизии безопасности (в свою очередь состоящих из одного пехотного полка и трех групп полиции безопасности), обеспечивающих безопасное движение по железным и автомобильным дорогам и снабжение боевых частей. Разграничительная линия между оперативной полосой и полосой управления определяется и контролируется ОКХ, в полосе управления полномочия распределяются между ОКВ (с верховенством в военных вопросах) и рейхскомиссарами (с верховенством в вопросах гражданских).[110]

Действия АК координировал непосредственно Гиммлер, в каждый отдел «1С» (контрразведка) армейского уровня он направляет связного офицера СС (рангом не выше начальника «1C»), но при этом экзекуции настолько, насколько это было возможно, осуществлялись не на глазах у войск. От имени своей группы армий Шах фон Виттенау потребовал ускоренного структурирования групп армий и доукомплектования частей полиции безопасности (в том числе для обеспечения безопасности войск на марше), а также максимально четкого распределения обязанностей и полномочий между ними и СС.[111]

Неделей позже, 13 марта, переговоры продолжились на куда более высоком уровне. ОКВ (Кейтель), ОКХ (Э. Вагнер), СС (Гиммлер) и РСХА (Гейдрих) обсуждали практически то же самое — распределение компетенций и обязанностей на оккупированной советской территории. Учитывая как указания Гитлера,[112]так и пожелания Шаха фон Виттенау, новый проект, с одной стороны, предоставлял СС и АГ полную самостоятельность в вопросах карательной политики против местного населения, но с другой стороны — действовать они должны были по возможности скрытно и вне войсковых соединений ОКХ.[113]

Это «вне войсковых соединений», по замечанию Р. Огоррека, подчеркивало попытку армии (и прежде всего ОКХ) как можно более дистанцироваться от карательных органов. Деятельность последних регламентировалась строго фиксированными рамками и ограничивалась исключительно глубокой тыловой зоной сухопутных войск.[114]

Карательная же функция непосредственно в армейском тылу закреплялась за соединениями полиции безопасности (зипо) и СД, которым в этой связи присваивалось специальное обозначение «особые команды» (Sonderkommando, или ЗК). В их функции в первую очередь входили устройство гетто и «гражданских лагерей», охота за особо важными функционерами, архивами и картотеками враждебных Рейху организаций, действовавших в ближайшем тылу. Задача же физической расправы над евреями, в отличие от круга задач АГ и АК, хотя и не была им противопоказана, но фактически не была первостепенной, и часто палачами подготовленных ЗК жертв были не они, а как раз подоспевшие следом АГ и АК.[115]

25 марта Вагнер и Гейдрих встретились вновь. Результатом их переговоров стал новый проект указа об урегулировании деятельности полиции безопасности и службы безопасности в соединениях сухопутных сил от 26 марта.

Подготовленный ОКХ и РСХА проект указа был подписан командующим ОКХ фон Браухичем 28 апреля без каких бы то ни было изменений в тексте.[116]Фактически указ означал и то, что АГ и АК могут приступать к своим «спецоперациям» только с известным запаздыванием по фазе, поскольку тыл сухопутных войск может возникнуть лишь тогда, когда сами войска продвинутся на значительное расстояние вперед. И действительно: известны случаи, когда на обращения руководителей АГ о заблаговременном их перебазировании в районы будущей деятельности военные отвечали отказом, ссылаясь на регламентирующее соглашение от 28 апреля 1941 года, а также на то, что тыловая зона сухопутных войск, где им надлежало бы действовать, еще не сформировалась.[117]