– Езжай, купец, да хранит тебя Господь. Главное, держи язык за зубами, лишнего не болтай.

Купец уже успокоился. Кажется, и сам уже хотел попасть на прием к курфюрсту. Да и собратья по цеху, толпившиеся на входе в лагерь, его больше не били, а, узнав, что он вызвался ехать к сеньору Фринланда за справедливостью, даже стали его поддерживать.

Проводив купчишку, Волков велел звать гонца.

– От кого? – сухо спросил он у человека, который протягивал ему бумагу. Спрашивал рыцарь, конечно, для порядка, он и так видел, что человек этот прискакал не от маленского богатея.

– От ротмистра Циммермана, – отвечал тот.

Кавалер разломал сургуч, стал читать. Лицо его при чтении совсем не менялось, было холодным и серьезным. Когда он дочитал письмо, обратился гонцу:

– Скачи к ротмистру, скажи, что благодарен я ему. Скажи, что дальше делаем все, как уговорено. – При словах этих кавалер достал талер, сунул его гонцу. – Торопись.

– Спасибо, господин. – Человек взял деньги и, тут же сев на коня, уехал.

Он еще и на тридцать шагов не отъехал, как Волков распорядился:

– Максимилиан, капитана Пруффа и капитана Гренера ко мне!

Офицеры были неподалеку, и Максимилиан быстро их нашел. Волков уселся за стол, но офицеров к столу не позвал.

– Господа, вам надлежит немедля выступить из лагеря. – Капитаны удивленно переглянулись, а кавалер спокойно продолжал: – Вы, Гренер, со всеми людьми идите без обоза на север, к броду, и через него на южную развилку. – Та развилка раздваивала дорогу, что шла из Малена, в Малендорф и в Эшбахт. – Там будете ждать ночь, а к утру, если не увидите войско, что направляется ко мне в Эшбахт, то отойдете к границе моих владений.

– К большим холмам, что поросли барбарисом? – уточнил Гренер.

– Да, к ним.

Капитан кавалерии молча поклонился и отбыл.

– А мне тоже выступать? – спросил капитан артиллерии.

– Да, капитан, сейчас же снимайтесь со всеми людьми, с обозом, и идите на Лейдениц, нанимайте первую попавшуюся баржу и переправляйтесь на тот берег.

– Немедля? Дозвольте хотя бы людей ужином покормить, – попросил Пруфф.

– Нет, дотемна вам надобно быть в Эшбахте, там и поедите, и дадите коням отдых.

– И?..

– И дождетесь там меня. Я буду к ночи. Деньги на переправу получите у капитан-лейтенанта Брюнхвальда.

Как всегда, имея на все свое мнение, капитан Пруфф поджал губы, но спорить с полковником не стал.

После Волков звал к себе Брюнхвальда и распорядился, чтобы тот поторопил поваров с ужином.

– Гренер и Пруфф снимаются, – заметил Брюнхвальд, прежде чем уйти, – кажется, дело затеялось.

– Так и есть, верный человек писал мне, что до рассвета граф выйдет из Малена, пойдет на Эшбахт.

– Хорошо иметь верных людей повсюду, – философски заметил капитан-лейтенант.

– Хорошо-то хорошо, да вот только дорого, – отвечал кавалер.

– А сколько людей у графа, человек не пишет?

– Семьсот шестьдесят людей герцога. Да еще город дал двести шестьдесят да восемьдесят арбалетчиков. Сколько рыцарей собрал граф, человек мой не знает. Думаю, пару баннеров, не больше. В графстве больше и не будет.

– Маловато, чтобы нас побить, – вслух рассуждал Брюнхвальд.

– Но достаточно, чтобы дело затеять. Помните, что я вам говорил, Карл?

– Помню, господни полковник, помню. Нам надобно не довести войну до дела. Чтобы крови не случилось.

– Именно.

– Снимемся все после ужина?

– Нет, с темнотой. Ежели кто за лагерем следит, так пусть думает, что мы тут ночевать будем.

– Разумно, но где мы баржи и лодки ночью раздобудем?

– Будем брать без спроса все, что найдем у пирсов, после, утром, расплатимся.

– А может, послать кого сейчас, чтобы с лодочниками договорился?

– Можно. Кого думаете?

– Рене. Арчибальдус – человек серьезный, его думаю послать.

– Хорошо, пусть он и отвечает за переправу, – согласился Волков.

– А нам надобно готовиться к ночному маршу?

– Да, позаботьтесь о том. Но пусть лагерь пока выглядит спокойным.

– Да уж это как придется, – засомневался Брюнхвальд, – кавалеристы поднялись, седлаются, артиллеристы запрягают лошадей, грузят свой порох в телеги. Все другие спрашивают, что случилось.

– Тем не менее сохраняйте видимость покоя.

– Как пожелаете, полковник.

Ночью любое дело дается совсем непросто, а уже военное – так и вовсе нелегко, попробуй хотя бы проведи полторы тысячи человек от лагеря до пристаней так, чтобы никто с пути не сбился да не потерялся. Казалось бы, и идти-то пешему меньше, чем полчаса, а попробуй пройди такой путь ночью. Слава богу, когда до пристани добрались, луна выглянула – хоть какой-то свет.

Подлецы лодочники за ночную работу просили вдвое против обычного. Пришлось платить. Хорошо, что Рене послали договариваться заранее: он уже знал, какую роту на баржу с пирсов грузить, а какую можно и чуть выше по течению в лодки с пологого берега усадить. Но даже это не сильно ускоряло дело. У пристаней один солдат в воду свалился. Но не утоп, вытащили, а вот оружие кое-кто из раззяв в воду ронял. Волков к концу переправы даже злиться устал, но офицерам не выговаривал, понимал, что дело сие редкое. В прошлый раз, когда на сторону горцев ночью переправлялись, людей у него втрое меньше было, а тут… Хозяева барж просили, чтобы солдаты все вместе на пристань не заходили, боялись, что помост не выдержит.

В общем, суетно, с руганью, с путаницей, с бестолковостью и, главное, с лишней тратой денег, но до полуночи все и без потерь на другой берег переправились. Там уже, опять же с руганью и бестолковостью, строились в походные колонны и шли на запад, на Эшбахт. Слава богу, без обозов были.

Волков ждать не стал, сам поехал домой поесть и помыться, время оставалось. Приехал, перебудил всех – Бригитт и жена встали. Бригитт пошла на кухню, с Марией то ли ужин, то ли завтрак собирать. Жена села рядом, глядела, как кавалер моется, меняет одежды, больше молчала или болтала всякие пустяки.

– Говорят, вы воевать едете.

– Еду, – коротко отвечал кавалер, не желая этот разговор продолжать.

– А с кем теперь? С горцами опять, поди? – спрашивала госпожа Эшбахт.

Волков плескался в кадке, молчал. Что ж ей ответить – сказать, что с братом ее воюет? Нет, то не дело.

– Герцог людишек прислал меня брать, – наконец ответил он.

– И что же? Бить их будете? – с удивительной простотой спросила Элеонора Августа.

Он взял у девки полотенце, вытер лицо, плечи.

– Бить не буду, не хочу герцога злить, – прогоню.

– И верно. – Она на секунду замолчала и тут вспомнила: – А у меня чадо уже в животе шевелится.

Волков, вытирая промежность, взял чистое исподнее, посмотрел на жену – живот у нее стал уже весьма заметен.

– Слава Господу, молюсь ему каждодневно