— Вы бы рискнули назначить денежное вознаграждение из средств фирмы за поимку убийцы?

— Конечно.

Марьяна поставила в протоколе допроса время его окончания.

— Нет, Орест Григорьевич, — сказала она после паузы. — Все-таки лучше вам готовить деньги на хорошего адвоката.

В допросе Усольского Катя решила не участвовать. При таких шатких позициях, какие у них были, этот допрос, по ее мнению, пока вообще не имел никакого полезного смысла. Но Марьяна была зажата процессуальными тисками: в уголовном деле должны были фигурировать показания компаньона покойника. И они фигурировали — на здоровье!

Почти весь день Катя провела в Москве, в пресс-центре главка, просматривала вышедшие за время ее отсутствия публикации, сайт и осталась довольна увиденным. Чем и хороша профессия криминального обозревателя — можно торчать хоть у черта на куличках, в каком-нибудь забытом богом сельском территориальном пункте милиции, собирая материалы по очередному злодейскому преступлению против человечества, а твои прежние репортажи идут, что называется, с колес.

Катя ждала звонка от «драгоценного В.А.» — как он звучит, этот незабываемый голос обожаемого мужа, она уж и забывать начала. Но «драгоценный» не позвонил. Катя и встревожилась, и опечалилась. Но потом стала себя успокаивать: они же не на курорте там, а в экстремальной экспедиции в этом самом Заилийском Алатау. Там суровый походный полупещерный быт, дикие мужские нравы, разгул, охота, спирт у костра и тяжелое похмелье под клекот горных орлов и свист сусликов.

Но все же она позвонила в офис турфирмы Сергея Мещерского справиться о новостях. Менеджер, а потом и «подменный директор» (в «Столичном географическом клубе» имелся и такой — чего там только не имелось) заверили ее, что все в порядке, что только третьего дня с группой был сеанс спутниковой связи, что сейчас они двигаются по маршруту в долину реки Чилик и ждать с ними связи следует не раньше воскресенья. Сегодня же был только четверг. Катя горячо поблагодарила «подменного директора» за хорошие новости. Что ж, будем ждать воскресенья. Воскресенье — кажется, день счастливый.

Но все же сердце ее точил маленький такой зубастенький червячок. Она вспоминала Марьянины слова. Так хотелось, чтобы подруга оказалась не права по отношению к «драгоценному».

К вечеру Катя вернулась в Щеголево. Но от остановки автобуса направилась не в отдел, а решила заглянуть в автосервисную мастерскую Василия Мамонтова. Именно он сейчас интересовал Катю больше, чем Орест Григорьевич Усольский. Вопросов у нее к Мамонтову было два: из-за кого все-таки состоялась дуэль в березовой роще у деревеньки Луково и откуда взялся и куда делся газовый пистолет, переделанный для стрельбы боевыми патронами, из которого был ранен дуэлянт Буркин.

Автомастерскую по адресу из уголовного дела Катя с трудом, но все же нашла, не заблудилась: облезлый ангар в самом конце узкого тенистого, заросшего буйной сиренью проулка, именуемого гордо улицей Первопроходцев. Но железные ворота ангара оказались запертыми. И сколько Катя ни стучала, ей никто не ответил. Ничего не оставалось, как убраться несолоно хлебавши.

Но тут в проулок зарулил неброский с виду серый «Вольво». Остановился, и из него вылез высокий полный мужчина в потертой джинсовой куртке. Катя узнала в нем Варлама Долидзе.

— Вечер добрый, многоуважаемая, — степенно поздоровался он. — Мимо еду, вижу — куда-то спешите. Одна. Сюда? Любопытство — мой грех. Вы никак к Василию в гости?

— Не в гости, а по делу, — сказала Катя, стараясь, чтобы это тоже прозвучало как можно солиднее. — А его на работе нет.

— Он в больнице, у постели горячо любимого друга. Я его сам после обеда туда отпустил. Вы, многоуважаемая, не там парня ищете. Нет чтобы ко мне заглянуть, как обещали.

— Это вы, Варлам Автандилович, обещали побеседовать со мной. Я ждала вашего приглашения.

— Серьезно? Ждали? А приехали-то все же к Васе. Эх, молодежь… Простите покорнейше за любопытство — что же это в вашей милиции так сильно все измельчало, что вы знакомства на стороне ищете?

— Я ищу знакомства на стороне? С Мамонтовым? Если хотите знать, я бы вашего питомца, Варлам Автандилович, за сто километров стороной обходила, если бы не уголовное дело.

— А что вы такое имеете против парня? Таких парней, как мой ученик, сейчас один — на миллион.

— Это уж точно. Уникум. Такие уникумы в цирке — гвоздь программы. А вне цирковых рамок общаться с ними только служебный долг и заставляет.

— Долг. У вас слишком легкомысленный тон. Долг… Что вы, девочка, понимаете под этим словом? Разве вам дано понять его сокровенный смысл? Хотите, я расскажу вам одну историю, чтобы вы так насмешливо не фыркали, говоря о долге? Что же вы стоите? Прошу, садитесь. Вы же не думаете, что Варлам Долидзе будет вести беседу с дамой, а тем более с дамой из такой конторы, как ваша, возле этого курятника? Тут поблизости есть бар.

— «Охотник»? — наивно спросила Катя, вспомнив мамонтовский допрос.

— Ну да, там и поговорим.

Катя села в машину. Долидзе включил магнитолу. В салон ворвалась «Песня влюбленного солдата».

Бар «Охотник» располагался на окраине Щеголева. Несмотря на вечер, маленький сумрачный зал его был пуст. Долидзе галантно усадил Катю за самый уютныйстолик в глубине зала и с видом завсегдатая направился к стойке.

— Привет, Сева, дорогой.

— Добрый вечер, Варлам Автандилович, — простоватый с виду бармен широко заулыбался. — Вам как обычно?

— Мне да, девушке…

— Мне кофе, спасибо, — пожелала Катя.

— Девушке фирменную «голубую луну», кофе и вот это, — Долидзе указал на коробку шоколадных конфет.

«Голубая луна» в высоком бокале для коктейля появилась в мгновение ока. В баре «Охотник» злоупотребляли ликером «Кюрасао», давно уже вышедшим из моды в столице.

— Ну, так на чем мы с вами остановились? Ах да, история про долг. — Долидзе разглядывал Катю не спеша, со вкусом. — Учтите, многоуважаемая, все это чистая правда. Случилось это с моим родным дядей Илларионом, когда вас еще и на свете не было. Мой дядя Илларион обожал Сталина. Покажите мне такого грузина, который к Иосифу равнодушен? Но мой дядя Илико…

— Илларион, — поправила Катя.

— Я и говорю, — Долидзе красиво пригубил стакан с виски. — Мой дядя, мир его праху, это был совершенно особенный случай. Когда Иосиф умер, мой дядя, совсем молодой еще человек, бросил все — мать, невесту, незамужних сестер, бабушку Верико — и бросился на вокзал. Он рвался ехать в Москву. А надо сказать — жил он тогда в Зугдиди. Вы бывали в Зугдиди? Нет? И не надо, нечего вам там делать. В те времена из Зугдиди до Тбилиси поезда ходили два раза в неделю. А тут смерть Сталина… Люди, как в войну, ехали на крышах вагонов. Как ни старался мой дядя Зурикелла…