— Мама, вообще-то сливки — тот же жир.

— Но не взбитые же! Там один воздух, и в меренгах тоже. К тому же у немцев такие бесподобные десерты, такой соблазн. За обедом подавали восхитительный апфель-штрудель, я не удержалась, съела две порции…

— Значит, воду, кофе и пирожное со сливками?

— Тут у них еще есть такой вкусный-превкусный кекс с ромовой подливкой…

Нил улыбнулся и сделал заказ. Себе он взял цветочного чаю.

— Представляешь, здесь все меня узнают. И постояльцы, и персонал, и даже прохожие на улице. Улыбаются, рассыпают комплименты моему вокальному мастерству, несколько раз попросили автограф, а вчера утром принесли в номер роскошную корзину цветов от неизвестного поклонника… — оживленно рассказывала Ольга Владимировна. — Нет, что ни говори, а немцы — на редкость культурный народ. Я даже подумала, что зря не взяла для сцены свою подлинную девичью фамилию. Хельга Бирнбаум, представляешь!.. Теперь уж поздно, вся Европа знает меня как Ольгу Баренцеву…

Нил молча кивал. Самое интересное заключалось в том, что Ольга Владимировна нисколько не заблуждалась. Европа действительно знала ее. И насчет цветов в номер никаких распоряжений Нил не давал, и все знаки внимания объяснялись отнюдь не разительным ее сходством с Монсеррат Кабалье…

Конечно, нельзя было не признать, что если бы не сын, про Ольгу Владимировну, скорее всего, забыли бы. Ну, не совсем, конечно — все же народная артистка, многолетняя прима ведущего театра. Почетные проводы на пенсию с присовокуплением какой-нибудь правительственной награды, участие в концертах ветеранов сцены, появление на телеэкране в рубриках «Третья молодость» или «Негаснущие звезды»… Оперы и сольные концерты были теперь для нее исключены, часами выстаивать на ногах, изящно двигаться и хотя бы издали казаться молодой — все это осталось в прошлом. Да и голос, хоть и не утративший былой наполненности и мощи, предательски дребезжал, особенно в высоких регистрах, и мог выйти из-под контроля в самых неожиданных местах. На советской сцене она могла бы еще продержаться некоторое время, но в условиях жестокой рыночной конкуренции и при полном бессилии профсоюза… Нил нашел матери крупного и очень дорогого продюсера, работавшего с несколькими звездами первой величины. В одной из лучших парижских студий был записан ее сольный альбом. Достижения современной техники и ограниченное лишь платежеспособностью количество перезаписей позволили вычистить все дефекты, которые невозможно было бы спрятать при живом исполнении. Параллельно были записаны два эффектных, изобилующих компьютерной графикой видеоклипа. Они с успехом прошли по ведущим музыкальным телеканалам, а один из них, экспериментальный, в перспективном направлении «фьюжен», даже выбился в европейские чарты и провисел там несколько недель. В музыкальном отношении клип представлял собой прощальную арию Тоски, неожиданно и искусно перемежаемую залихватским рэпаком типа «айс-айс бэби». Что же до видеоряда — достаточно сказать, что Ольга Владимировна сама себе чрезвычайно понравилась. За первым альбомом последовал второй, удостоившийся престижной музыкальной премии, участие в пышных гала концертах, где натуральная Баренцева усердно раскрывала рот под льющуюся из динамиков фонограмму и, если была в ударе, совсем по-честному выдавала на бис что-нибудь несложное, но эффектное. Свои вложения в мамины таланты Нил отбил года за полтора и теперь получал с них очень неплохой дивиденд, на который изначально никак не рассчитывал. Даже на родной матери ухитрился нажиться!

— Мы так редко видимся! — выговаривала сыну Ольга Владимировна, прихлебывая «Аполлинарис». — Это позор какой-то!

— Мама, но я же здесь…

— Еще бы ты не был здесь! Конкурс имени твоей матери! Между прочим, пока еще живой матери, хотя тебе, наверное, глубоко безразлично! За три года не удосужился побывать ни на одном моем концерте!

— Дела…

— Дела у него! Какие у тебя могут быть дела? На службу не ходишь, землю не пашешь…

— Между прочим, если бы я ходил на службу и пахал землю, мы бы здесь не сидели.

Резкость слов Нил разумно смягчил вкрадчиво-мурлыкающей интонацией, и Ольга, воспринимавшая любую речь скорее музыкально, чем смыслово, на эту интонацию и среагировала:

— Ладно, ладно, не подлизывайся, мог бы все-таки хоть иногда навестить старую, больную мать… Кстати, у нас в Петербурге недавно опять грохнули какого-то авторитета…

— Мама, я ничего не понимаю, переведи, пожалуйста, на русский…

— А это и есть современный русский язык, сейчас все так говорят, даже очень культурные люди, даже по телевидению… Так и быть, перевожу на эмигрантский: убили одного крупного бандита, то ли взорвали, то ли застрелили, неважно. И я за полцены приобрела у его наследников замечательный коттедж, скорее, особняк в пригороде. В Парголово, если помнишь такое место. Три этажа, двенадцать комнат, сад с фонтаном, подземный гараж, трехметровый бетонный забор с колючей проволокой…

— Последнее скорее напоминает тюрьму.

— Состоятельные люди должны заботиться о своей безопасности, не перебивай… Чистейший воздух, рядом лес, озеро, хорошая дорога, прекрасное снабжение. Идеальное место для жизни, для отдыха, а уж детям-то какое раздолье… Ты не отворачивайся, ты лучше скажи, когда у матери внуки будут? Самому вон через полгода сорок стукнет, а все холостякуешь. Ну, не вышло с Сесиль, с другой выйдет, зачем на себе-то крест ставить? Думаешь, матери приятно?.

Никогда еще Нил не был так рад появлению своего Геракла-охранника.

— Том, я здесь! — крикнул он через зал и помахал рукой. — Мама, прости, это мой… мой секретарь, должно быть, что-то важное..

— Важнее родной матери, — проворчала Ольга Владимировна.

Нил сделал вид, что не слышит ее.

— Срочный пакет, сэр, — сказал, приблизившись, Том. — От руководства филиала компании… Добрый вечер, мэм.

Ольга смерила богатыря безразличным взглядом и полностью переключила внимание на пропитанный ромом кекс.

Нил вскрыл пакет, глазами пробежался по строчкам вложенного послания и встал со стула.

— Извини, мама, непредвиденные обстоятельства, срочно созывают совет директоров, я должен там быть…

— Вот так всегда! И часа для матери выкроить не хочешь! Вот только попробуй, только попробуй мне не придти завтра на концерт!

Нил приложил руки к сердцу.

— Приду! Приду непременно! Как там теперь в России выражаются очень культурные люди? Падла буду, век воли не видать?

Ольга Владимировна рассыпчато засмеялась, махнула полной рукой.

— Иди уж! Завтра не опаздывай!

— Буду точен, как король!

Нил послал маме воздушный поцелуй и, застегивая на ходу плащ, пошел вслед за Томом. Его ожидала партия в покер с президентом местного отделения «Свитчкрафт», онемеченным босняком по имени Христе Янычарович и банкиром Киссельгофом. Оба партнера были ему не очень симпатичны, и он решил выставить их на максимальные суммы.