как тут мне пришло сообщение. Причем, если я не спятила, гудков было два. Видимо, Жан вдогонку к предыдущему сообщению еще что-то написал, он так часто делает. Пишет «скучаю», а потом высылает смайлик с сердечками.

Я взяла телефон и оказалось, что я ошиблась в своих предположениях. Да, было сообщение от Жана, но только одно. «Увидимся?» А второе было от Федора, которого я не слышала и не видела с тех пор, как отказала ему в моей квартире в день ареста Глеба.

«Есть новости». Вот так, коротко и просто.

Мы вышли из кафе, распрощались прямо там (Наташка, на удивление, даже не чмокнула меня в щеку), и я пошла к метро, думая, кому из них ответить первому. Встав прямо перед входом на станцию, написала Жану: «Когда?»

Прохожие, вечно куда-то торопящиеся (тем более в дождь), меня пинали и так и эдак, и мне пришлось отойти на пару шагов в сторонку.

— Купите цветочки! — с надеждой в голосе и слезами в глазах попросила бабуля, торговавшая прямо на асфальте, сидя на табурете. В вазоне перед ней стояли букетики садовых цветов, обвязанные веревочкой.

Покупать самой себе цветы по меньшей мере странно, но настроение, невзирая на постоянную головную боль, было прекрасным, и я все-таки купила букет из нарциссов. В вазоне имелись и тюльпаны. Красные и желтые. Я вспомнила усадьбу и свой последний день с Изольдой. Что же все-таки с тобой случилось? Глеб и тебя чем-то угостил запрещенным? Изя, хоть и не дура была выпить, но к курению и наркотикам, даже самым слабым, относилась резко негативно. Никогда не поверю… Наверно, отвечать надо было Федору. Вдруг его новости связаны именно с Изей?

Я снова полезла в телефон. Но Жан уже ответил. «Сегодня вечером. Идет?»

А почему бы, собственно, и нет?

Я опустила глаза на свой прикид. Те же растянутые леггинсы, удлиненный свитер и короткая джинсовка нараспашку. М-да, я в последнее время не очень-то слежу за собой. Даже голову не помыла (нет, это не связано с приметой, перед экзаменами я обычно ее мою). Подняв глаза, я увидела огромный торговый центр через дорогу. Надо же, еще год назад его тут не было. Помнится, именно в этом итальянском бистро мы отмечали успешную сессию год назад, тогда еще с Изольдой… И этого гиганта из темного стекла с яркими неоновыми вывесками здесь не стояло. Как быстро меняется город. Что ж, можно пройтись по бутикам, к вечеру я должна выглядеть как конфетка.

Забыв о Федоре, я стала переходить дорогу. Что-то не так… Интуиция сработала? Зеленый человечек — горит, манит, зовет. Все переходят. И я вместе с ними. Нет, все в порядке, я спокойно перешла дорогу, никто меня не раздавил и под колеса не бросил. Но откуда такое щемящее и немного болезненное ощущение в солнечном сплетении? Может, меня отравили в любимом заведении? Паста на вкус была нормальной, как и соус, но кто знает…

На парковке ощущение усилилось. Я внимательно смотрела по сторонам, тщетно пытаясь отыскать причину паники и возможную опасность, но и тут никто не хотел меня давить или похищать.

Двери бесшумно разъехались, зазывая меня внутрь. Какой-то ряженый паренек сунул буклет прямо в руку. Вот наглость, раньше они хотя бы спрашивали разрешения. «Хотите купон?» А теперь просто насильно пихают. Я также просто его выбросила. Да, прямо на пол. Почему я должна возвращаться на крылечко, где стоит урна, только из-за того, что мне сунули мусор? А потом на обратном пути мне опять подсунут какую-нибудь бумажку? Тут же имеются уборщицы, я надеюсь.

Я зашла в лифт. Куда я хотела? Ах да, вывеска любимого бренда располагалась на фасаде с указанием этажа. Вроде третий.

Другие пассажиры уставились на меня в немом ожидании. Ну да, я же не нажала ни на одну кнопку. Мы просто стоим и ждем, когда лифт закроет двери. Сами они прибыли с нулевого этажа, видимо, там супермаркет или еще одна парковка. Наконец какой-то парень сам нажал на кнопку закрытия дверей. А я почему-то стояла и не могла пошевелиться.

Двери плавно закрывались, выдавливая весь кислород наружу, оставляя в кабине лишь углекислый газ. Вы что, не видите? Почему все молчат? Почему никто не возмущается? Не боится? Не орет?

Я открыла рот сама в немом крике, чтобы подать им пример, вот так надо вести себя сейчас: орать, визжать и топать ногами — но у меня ничего этого не получилось. Я, как щука, вытащенная умелым спиннингистом из воды, открывала рот вновь и вновь, чтобы начать дышать, но дышать-то нечем!

Я схватилась рукой за стену, чтобы не упасть.

— Что с вами? — обратили-таки на меня внимание другие посетители торгового центра.

— Клаустрофобия, — предположил кто-то умный. Как будто с таким диагнозом я бы в лифт полезла.

Двери открылись. Двое вышли как ни в чем не бывало (ну у них же важные дела, надо лак для ногтей купить или заколку, отпустим их, право), и только двое других, парень с девушкой, остались возле меня.

Опершись на парня, я вышла из кабины на нужном этаже.

— Вы дойдете? Или вам скорую вызвать?

Его слова доносились до меня как через два плотных ватника и шапку-ушанку в придачу. Но это не его вина.

Я отпустила парня и кивнула ему, мол, иди. Легкие снова пришли в движение, все хорошо.

Я посмотрела по сторонам, выискивая нужную вывеску, но все эти надписи над бутиками слились в одну — очень длинную и нечитаемую, будто какое-то финское слово, кто же так свой бренд назовет? — а их стеклянные стены начали надвигаться на меня в попытке раздавить. Я вспомнила эпизод из какой-то части «Пилы», где персонажа раздавили в таком устройстве, и осознание, что я умру такой же чудовищной смертью прямо сейчас у всех на глазах, заставило мое сердце сделать какой-то акробатический кувырок в моей груди, все люди, предметы, стены и вывески запрыгнули в веселую карусель, да так и крутились очень долгое, как мне казалось, время, пока наконец я не умерла.

* * *

Нет, я не умерла, мне просто так показалось. Заботливая парочка, которая не оставила меня, выйдя со мной из лифта, вызвала мне скорую. Меня куда-то привезли, пару часов обследовали и заявили, что у меня была паническая атака. Узнав, что я несчастный голодный студент на сессии, врачи тут же потеряли ко мне интерес, мол, вас таких пруд пруди. Иди, студент, не нервничай и перед следующим экзаменом обязательно выпей валерьянки. Ага,