формулировкой некий скрытый мотив и дал понять, что полагает, что изменение формулировки свидетельствует о некотором изменении политики в отношении Германии. Тогда американский член комитета Винант был проинформирован Государственным департаментом США, что Рузвельт не желает видеть никакого предложения или документа, не созвучного с «безоговорочной капитуляцией». Эти новые трудности, касающиеся уже согласованного договора о капитуляции и прокламации, обеспокоили как Государственный департамент, так и министерство обороны США. 19 апреля Винанту было сказано, что значительно предпочтительнее будет издать короткую декларацию, содержащую следующие основные идеи:

1. Требование безоговорочной капитуляции и признание Германией полного поражения.

2. Декларация о принятии на себя контроля [над Германией] четырьмя державами.

3. Создание Контрольной комиссии и разделение обязанностей.

4. Угроза карательных мер в случае невыполнения приказов союзников.

5. Дальнейшее сопротивление союзным нациям будет наказано как незаконное.

В то же время Винанту было сказано, что изменения в договоре о капитуляции будут приемлемы для американского правительства, если они будут сочтены желательными. Комиссия все еще занималась этими изменениями и прокламацией, когда германские переговорщики появились в штабах Монтгомери и Эйзенхауэра.

Проект, разработанный Консультативным комитетом, был передан Беделлу Смиту. Однако он просто-напросто забыл о его существовании. Хуже того, существовало два варианта документа Консультативного комитета по капитуляции, первый, датированный 25 июля 1944 г., предположительно, был получен Беделлом Смитом незадолго до дня «Д» (что явно невозможно, так как день «Д» — 6 июня), а второй, одобренный США, Великобританией и СССР в марте 1945 г., как говорили, вручил Смиту Роберт Мэрфи, политический советник Эйзенхауэра. То ли Беделл Смит забыл про оба черновика, то ли получил и переправил далее только один, уже не столь важно. В любом случае он заявил Винанту, что не получал никакой копии договора о капитуляции, да и штаб Верховного командования союзных экспедиционных сил не был уполномочен четырьмя державами подписывать такой документ. Последний пункт очень важен. Это было подтверждено Винантом, который добавил, что копии документа были рассчитаны и на штаб Верховного командования. Однако он не посылал его Беделлу Смиту, считая, что в Верховном командовании предпочитают короткую декларацию длинному сложному тексту, что может осложнить принятие немцами безоговорочной капитуляции. Кроме того, вдобавок к этим проблемам с начала мая этот документ утратил силу. Хотя Франция и была членом союзной коалиции с ноября 1944 г., она получила статус полноправного члена только 1 мая 1945 г. В результате утечки информации французы знали о втором варианте, но они не участвовали в его создании. Он содержал параграф о расчленении Германии, и Сталин отказался отвечать на все предложения в отношении французского участия в Комитете по разделу. Тем временем он также изменил свое мнение в отношении расчленения Германии. Так что со всех точек зрения документ устарел. Поэтому Винант всего лишь настаивал на включении параграфа 4 как разрешающей для дальнейших условий статьи, как в документе союзной коалиции. А в остальном Беделл Смит воспользовался вариантом, разработанным чуть ранее помощником секретаря министра обороны Макклоя, который имелся в документах штаба Верховного командования.

Как видим, вариант, подготовленный Консультативным комитетом, был проигнорирован не по причине каких-то махинаций и тайных игр между штабом Эйзенхауэра и Государственным департаментом США вместе с американским министерством обороны, а просто в результате сочетания человеческой ошибки, фактора времени и текущего пересмотра первоначального договора и капитуляции. Кроме того, в стане союзников полагали, что война протянется на два-три месяца дольше.

Тот факт, что Эйзенхауэр прилагал такие усилия, чтобы не повредить русско-американским отношениям, является новым аргументом против существования каких-то закулисных интриг. Кроме того, представляется невозможным, чтобы Беделл Смит сознательно «забыл» договор и просто дурачил Винанта и Мэрфи. Хотя он был единственным, кто проявлял какое-то сочувствие к просьбам Йодля, он наверняка не зашел бы так далеко, чтобы обманывать свой собственный народ.

Беделл Смит утверждает, что русские не выдвигали возражений в отношении документа после того, как он был им отправлен. С другой стороны, Мэрфи говорит, что вскоре после того, как он поднял генерала Смита из постели, чтобы спросить его, почему не был использован документ Консультативного комитета, и обнаружил черновик в личном сейфе Смита, прибыла телеграмма из Вашингтона, сообщавшая о протесте из Москвы в том смысле, что подписанный текст не согласуется с формулировкой, одобренной русскими. И в самом деле, 7 мая Эйзенхауэр получил телеграмму от генерала Антонова. Она была ответом на его информационное сообщение от 6 мая, в котором Эйзенхауэр уведомил Москву о событиях в Реймсе и в то же время задавал вопрос, желают ли русские изменить условие, предложенное им, чтобы повторить церемонию подписания в присутствии русского представителя в месте, которое они могут выбрать, и принять участие в официальном акте ратификации. Ответ Антонова, хотя и был датирован 6 мая, главе американской военной миссии в Москве генералу Дину был передан только утром 7 мая. В нем подчеркивалось, что, несмотря на свое предложение перемирия, Дёниц все еще продолжает издавать приказы о продолжении войны с русскими. Поэтому у русских складывается впечатление, что происходит организация сепаратного перемирия с Западом. Антонов потребовал включения в документ, направляемый немцам, некоторых пассажей из первоначального варианта, а также официального подписания договора о капитуляции в Берлине, где Красную армию будет представлять маршал Жуков. Он был против какого-либо предварительного подписания генералом Суслопаровым. Однако к этому времени подписание уже свершилось. Эйзенхауэр сразу же ответил: «Я уверен, что вы понимаете, что мы скрупулезно придерживались наших обязательств не заключать сепаратного перемирия на своем фронте. Когда враг на наших флангах стал сдаваться в огромных количествах, я попытался начать наступление своим правым центром, чтобы встретиться с Красной армией. Однако это наступление было остановлено, когда советское Верховное главнокомандование сообщило мне, что крупные русские силы будут вести действия в этом районе и что могут неизбежно последовать путаница и осложнения. В результате мы отказались обсуждать сепаратное перемирие с кем-либо и действовали целиком в соответствии с русскими пожеланиями, как мы их поняли…» Эйзенхауэр добавил, что перед прибытием советской ноты в Реймсе был подписан краткий документ, но германские переговорщики были предупреждены, что далее состоится более официальное подписание. Наконец, Эйзенхауэр объявил о своей готовности ехать в Берлин 8 мая в любое время, удобное для маршала Жукова. Если его задержит плохая погода, его могут представлять главы британской и американской военных миссий в Москве. И в заключение Эйзенхауэр написал: «Мое единственное желание состоит в том, чтобы завершить все быстро, точно и в полном сотрудничестве с вами».

Советский протест в отношении приказов Дёница не был игрой воображения. Вскоре после того, как Йодлю было разрешено подписать документ, Кейтель издал приказ