— Впишите Нокса, — распорядился сюзерен, — и сегодня же с ним переговорите.

— Да, Ваше Величество. — Старейшина Совета провинций аккуратно записал имя и поставил точку. — Госпожа Оллар не будет давать показания?

— Она дурно себя чувствует, — не солгал, но и не сказал всей правды Альдо. — Не забудьте послать в Тарнику за Темплтоном.

— Уже послано, — заверил Кракл, — я жду виконта к вечеру.

— Хорошо. — Альдо протянул руку за очередной бумагой. — Когда поговорите с Темплтоном, передайте ему приглашение герцога Окделла.

Дуглас до сих пор ничего и не знает. Ни о смерти Удо, ни об исчезновении тела. Сюзерен решил, что Борн пришел в себя и сбежал, но он не держал еще теплую руку и не пытался слушать сердце. Удо умер, и его тело кто-то унес. Кто-то знающий дом и имевший ключи, скорее всего Хуан.

Сегодня замки заменят, но думать следовало раньше. Успокаивало одно — никаких потайных проходов в особняк не существовало, иначе посланный за подмогой в Октавианскую ночь кэналлиец не выбирался бы через крыши. Не этой ли дорогой пришел ночной гость? Но тело через крышу не утащить. Спрятали в подвалах или в служебных постройках? Дальние конюшни стоят пустыми. Может быть, там?

Альдо дочитал документ до конца, поставил подпись, присыпал песком.

— Кракл, вы хорошо представляете ваши обязанности? — устало спросил он. — Вам досталось непростое дело.

— Ваше Величество, — с чувством произнес косой барон, — я понимаю всю меру возложенной на меня и графа Феншо ответственности.

— Нет, вы не понимаете, — король пододвинул Краклу бумаги, — и не можете понимать. Суд, на котором вы, согласно должности, председательствуете, войдет в историю. Нужно подвести черту под преступлениями Олларов и их пособников, главным из которых является герцог Алва, но все должно быть законно! Вы слышите меня? Даже Кэналлийский Ворон имеет право на справедливость. Кто согласился его защищать?

— Увы, Ваше Величество, — вздохнул супрем Кортней, — никто из судебных защитников не решился принять на себя эту миссию. Рискну предположить, что адвокаты боятся делать свое дело хорошо и не хотят делать плохо.

— Что ж, — нахмурился Альдо, — назначим защитника нашим указом, но по вашему выбору. Вы должны довести до его сведения, что следует бороться за обвиняемого, а не против. Найдите лучшего, нам не нужна игра в поддавки.

— Справедливость Вашего Величества вызывает восхищение, — негромко произнес старейшина.

— Значит, восхищайтесь, — пошутил Альдо, — но не здесь. До свидания, барон. Жду вас послезавтра с примерными показаниями.

Кракл с Кортнеем ушли, сюзерен зевнул и забарабанил пальцами по резному подлокотнику.

— Что ж, — заметил он, — будем надеяться, Штанцлер скажет то, что отказалась говорить госпожа Оллар, хотя ему поверят не все. Эпинэ не поверит.

— Робер злится на эра Августа, — объяснил Ричард. — Из-за истории с кольцом.

— Я бы тоже злился, — заметил сюзерен. — Ничего нет гаже обвинения в том, чего ты не делал, а у Робера упрямства не меньше, чем у его кузины. Кстати! Пусть он к ней съездит. Может, до святой Катарины дойдет, что другие скажут больше и хуже, чем она.

— Альдо. — Катари перестала его понимать, но он ее не оставит и не предаст. — Не надо так шутить. Ее Be… Катарина Ариго не может иначе.

— Я не шучу, — живо откликнулся Альдо. — Катарина — ослица, но святая. Не видел бы — не поверил. Там, на каминной полке, заметки твоего приятеля Придда, давай их сюда.

Ричард подал, хотя дорогая бумага казалась липкой. Ровные строки сами лезли в глаза:

«… Повиновение государю! Я восстановил по памяти слова известной песни, как ее записали в Доме Волн, но не могу поручиться за точность перевода с гальтарского. Кроме того…»

— Никак руки не доходили, — пожаловался сюзерен, проглядывая первый лист, — а ведь эта песенка, готов поклясться, важней ерунды, которой мы занимаемся. Ты сколько куплетов знаешь?

— Два, — пробормотал Дикон. Песню он слышал от Ворона, но сказать об этом язык не поворачивался.

— Придд говорит, был двадцать один куплет, — задумчиво протянул Альдо, протягивая Дику прочитанные листы. — Глянь, ты эти знаешь или другие?

Зимний ветер бьет в лицо…

Первый раз он увидел этот почерк, когда Спрут передал письмо от Катари. Они еще не были врагами, но уже не стали друзьями.

Помни!

Замыкается кольцо,

Помни!

О проклятии отцов

Помни!

Дик торопливо пробегал одновременно знакомые и незнакомые строки, сквозь которые рвался сумасшедший гитарный бой. Робер никогда не пел — и вдруг вырвал у Дейерса лютню…

Звон столкнувшихся клинков

Помни,

Силу лжи и правду снов

Помни,

О проклятии веков

Помни…

Рокэ пел иначе, и Робер тоже; каждый из Повелителей знал свою часть загадки, но что пели в Доме Скал? Песня исчезнувшего Ветра звучит, а голос Скал затих, это несправедливо! Матушка гордится, что в Надоре все как при Алане Святом, но сохранить оружие и одежду не значит сберечь главное…

Зов погасших маяков

Помни,

Стон друзей и смех врагов

Помни,

О проклятии богов

Помни!

Неужели это голос создавших Кэртиану? Их воля и завещание, предназначенные последнему из Раканов? Четыре строфы Волн, четыре — Молнии и две, которые помнит Ворон… Остальные пропали. Нужно написать Налю, пусть обыщет Надор, хотя документы и книги отца вывезли. Значит, нужно искать в столице.

Пепла тьму и свет снегов

Помни,

Крик пылающих мостов

Помни…

— Проклятье! — Сюзерен с силой швырнул то, что читал, об пол, бумаги, разлетевшись веером, засыпали ковер. — Закат побери эту тварь!

— Альдо! — Дик зачем-то схватился за кинжал. — Что с тобой?

— Читай, — король сунул в руки вассалу смятый лист, — только про себя!

Почерк казался знакомым, Дикон приблизил листок к глазам и немедленно перестал им верить.

«Сим уведомляю, — сообщалось в письме, — что Мы живы и здоровы, чего вам никоим образом не желаем, почитая своим долгом сделать существование ваше сначала неприятным, а в дальнейшем — невыносимым.

Да будет вам известно, что все, предпринятое Нами в ближайшее время, будет направлено вам во вред, однако, следуя древним рыцарским традициям, даем вам на размышление и бегство четыре дня.

Если за истекшее время господин Та-Ракан со присными вернет украденную им корону законному владельцу, разорвет на себе одежды, посыплет голову пеплом и с громкими стенаниями уберется в Гайифу, Мы обещаем оставить его и его рожденных за пределами Талига потомков в покое. Если же господин Та-Ракан не внемлет голосу разума и Нашему ультиматуму, участь его будет ужасна, в чем и клянемся Молниями и Ветром, Волнами и Скалами. Так и будет.