Я не сомневался – он рассказал мне то, что произошло на самом деле. Меня интересовало другое.

– Это случилось тут, в Кремле? – спросил я.

– Да.

– И вы были тогда здесь?

Он долго не отвечал, потом как-то простенько прозвучало:

– Был.

Я не мог этому поверить и, в то же время, чувствовал, что он не обманывает меня. Это была правда. Непонятная, странная. И, все-таки, правда. Я соображал, что делать дальше? И тут у меня мелькнуло: а будущее? Он знает, что будет? Я не успел задать вопрос, потому что он проговорил:

– Знаю.

Я уже не удивился, что он слышит мои мысли. Вновь ощутив непонятный азарт, спросил неверным голосом:

– И когда… я?

– Не жди от меня ответа.

– Почему?

– Не пришло время.

Ладно. Попробую выяснить другое.

– А почему наша встреча неслучайна?

– Потому что она должна была состояться.

– Это ничего не объясняет.

– Это объясняет все. – Хозяин странного кабинета поднялся. Он был выше меня ростом. Темные глаза смотрели бесстрастно. – Тебе пора, – проговорил он. – Мы еще с тобой встретимся.

Я тоже поднялся, как-то машинально окинул комнату взглядом, словно пытаясь получше запомнить ее. Я не стал подавать ему руку. Я чувствовал, что этого не надо делать.

– До свидания, – пробормотал я и, повернувшись, пошел к выходу.

На следующий день, проходя по тому коридору, я толкнул знакомую дверь. Я с замиранием ожидал, что она откроется, что я вновь предстану пред ним, этим странным человеком. Я хотел этого. Дверь была заперта. И через день, и еще через день. Я понял – если дверь и откроется, то не скоро. Что-то должно прежде произойти.

Разговор со странным человеком не выходил из моей памяти. Я поднял старые газеты, прочитал заключения о болезни и смерти, вернее, кончине многих людей, сделал копии, которые собрал в особой папке. Потом пришлось завести другую, третью.

Через некоторое время я обнаружил, что говорю с Алексеем, своим давним другом, о смерти – мы с ним выпивали по давней традиции.

– Ты помнишь обстоятельства кончины Брежнева? – спросил я.

– Нет, – ответил мой приятель, давно сменивший профессию грузчика на предпринимателя, владельца нескольких магазинов. – Откуда я могу помнить? Мне было тогда не до Брежнева. Помер, и ладно.

– В отличие от Сталина, которого панически боялись до его предсмертной секунды, Брежнев вызывал одни насмешки. Он был настолько болен и немощен, что последние годы за него правило ближнее окружение. По сути, смерть положила конец его позору. Заключение о его болезни и кончине гласит: «Брежнев Леонид Ильич, тысяча девятьсот шестого года рождения, страдал атеросклерозом аорты с развитием аневризмы от брюшного отдела, стенозирующим атеросклерозом коронарных артерий, ишемической болезнью сердца с нарушением ритма, рубцовыми изменениями миокарда после перенесенных инфарктов. Между восемью и девятью часами десятого ноября тысяча девятьсот восемьдесят второго года произошла внезапная остановка сердца…»

Я почувствовал, что с особой торжественностью произнес текст заключения о болезни и кончине Брежнева. Это случилось как-то само собой. Я удивился. И тут ко мне пришла странная мысль, что я готов к обещанной встрече. Я понял – встреча скоро состоится. Я ждал ее.