Успех дориевской интриги был блестящ! Без особого труда адмиралу удалось втянуть, на свою сторону, в разгоравшуюся войну Венецию. Отныне у республики Святого Марка не было иного выхода, как срочно вступать в антитурецкую коалицию. Кроме этого, Дориа выиграл и немало времени для лучшей подготовки к борьбе на море.

А неутомимый Барбаросса во главе своего флота уже начал осаду принадлежащего Венеции острова Корфу и захват венецианских крепостей в Морее. Теперь уже сами венецианцы слезно просили римского папу, чтобы знаменитый Дориа, соединившись с их флотом, шел выручать Корфу. Дориа демонстративно отказался.

— Уже поздняя осень, — сказал он в ответ на мольбы венецианцев. — А осенью я не имею обыкновения воевать. К тому же у меня мало солдат и на исходе припасы. Нападать я стану лишь следующей весной.

Папа и венецианский дож пожаловались Карлу V, но тот ответил папскому нунцию, что поведением своего адмирала он вполне доволен.

— Отдадимся на его волю! Мой Андре лучше знает свое дело, чем все мы! — этими словами император закончил аудиенцию.

Тогда папа римский предложил создать союз христианских государств против турецкого нашествия. На это Карл уже не возражал. Одновременно было решено создать и объединенный христианский флот. От себя испанский король и римский император выделил восемьдесят две трехбаночные галеры. Перепуганные венецианцы дали от себя столько же, папа римский пообещал тридцать две, а генуэзцы обязались обеспечить флот грузовыми транспортами. Во главе папской эскадры стал Анвилейский патриарх Марк Гримани, во главе венецианцев адмирал Винцент Капель, императорскую же эскадру и весь флот возглавил с общего согласия Андре Дориа.

Новый римский папа Павел III, занявший церковный престол после почившего в бозе Климента VII, желая ознаменовать свое вступление в должность, решил организовать крестовый поход против турок, а для этого стремился прежде всего помирить французского и испанского монархов. Все трое они решили встретиться в Ницце. Карл V, как обычно, прибыл на встречу на галерах Дориа. Огромная свита едва разместилась во дворце Вилла Франко.

В это время произошел и весьма характерный случай, вызвавший впоследствии много кривотолков и разговоров. Когда король Испании и император Священной Римской империи Карл прогуливались с римским папой по набережной, внезапно они увидели на горизонте белые облака.

— Что там такое? — поинтересовался любознательный папа у шедшей сзади свиты.

— Это паруса! — закричали все разом.

Очевидец тех далеких событий оставил любопытную запись о том, что последовало дальше: «Солдаты… уверились, что белые клочки были паруса, и эта мысль заставила их заключить, что Барбаросса идет захватить папу и императора. Поспешили возвратиться в город, закричали: „Вот Барбаросса идет с флотом!“ В испуге все помышляли только о бегстве. Сам храбрый маркиз Гвест советовал императору удалиться в горы, откуда можно стрелами и каменьями разгромить турок, ежели б они пристали к Вилла Франко. Дориа велел кораблям сниматься с якоря. Один Карл V не поддался этому паническому страху, хладнокровно смотря на волнения в порте и в городе. Послали несколько легких кораблей на разведку, и они, не видя неприятеля, дошли даже до того места, где были видны паруса. Экипаж вышел на берег и увидел, что это облако произошло от крестьян, валявших бобы на берегу. Когда они доложили об этом, страх превратился в радость, а наиболее испугавшиеся подверглись насмешкам… Эта историческая черта, как ни смешна, доказывает, как страшен был Барбаросса, ибо одно его имя приводило в трепет храбрейших…»

Придя в себя от пережитого, собравшиеся начали переговоры. Длились они долго. Король с императором беспрестанно жаловались папе на нанесенные им взаимные обиды, но в конце концов хитрому понтифику все же удалось уговорить Франциска с Карлом подписать десятилетнее перемирие. Затем король и император решили встретиться еще раз, но уже без папы. Эта встреча была более дружелюбной. Монархи общались на борту испанской галеры. После разговоров Карл подозвал к себе Дориа и велел ему приветствовать своего бывшего сюзерена — короля Франции и поцеловать ему руку. Ситуация для Дориа была достаточно щекотливая, ведь Франциск не забыл, как его бывший адмирал совсем недавно истово опустошал берега Прованса. Но Дориа ли было привыкать к подобным ситуациям! С самой любезной улыбкой на лице он галантно приветствовал французского короля. Франциск улыбаться адмиралу не стал, и общение короля с адмиралом получилось весьма натянутым. Потом Карл принялся показывать королю Франции устройство галеры. Рядом по долгу службы за монархами вышагивал и Дориа. Когда Франциск обратил внимание на стоявшую на палубе трофейную французскую пушку, Дориа желая сделать ему приятное, сказал:

— Это орудие вылито из самого прекрасного металла!

— Теперь и я лью из куда лучшего, чем прежде! — со значением ответил ему Франциск, намекая, что ныне он платит за службу куда больше, чем раньше.

— Испанский металл также всегда был хорош! — ответил намеком на намек Дориа.

В тот вечер адмирал уговаривал Карла воспользоваться ситуацией и захватить практически безоружного Франциска…

— Через несколько минут я подниму паруса, и король будет в вашей власти! — говорил он. — Это сразу решит все проблемы, и самый выгодный мир будет вам обеспечен!

Но Карл не согласился.

— Это уж слишком бесчестно! Что подумают обо мне в Европе!

Факт этого весьма примечательного разговора признают почти все биографы Дориа, хотя делают это всегда со многими оговорками. Еще бы, ведь в буквально одной фразе разрушается столь тщательно создаваемый веками образ идеально благородного и кристально честного адмирала. Но, как говорится, что было, то было, заключенное перемирие между Парижем и Мадридом позволило испанцам без всякого опасения выслать весь свой флот против турок. Все ждали решающего сражения между Андре Дориа и Барбароссой.

Тем более что и Сулейман, узнав о примирении Парижа с Мадридом, немедленно велел Барбароссе начать опустошать приморские владения Венеции, дав ему в помощь несколько тысяч своих янычар.

— Мы намотаем кишки неверных собак на острия наших ятаганов! — кричали воинственные янычары.

Барбаросса действовал, как всегда, быстро и решительно. Перво-наперво он обложил приморскую крепость Кандио, но та, к удивлению нападавших, стала защищаться столь отчаянно, что Барбаросса решил бросить эту затею, чтобы не тратить понапрасну столь драгоценного времени.

— Пусть благодарят Аллаха, что я тороплюсь! — сказал он, вступивши на палубу флагманского судна.

Гребцы налегли на весла, и под теми забурлила вода.

В середине августа 1539 года Андре Дориа привел свой объединенный испано-папско-генуэзско-венецианский флот к Лартскому заливу, являющемуся частью куда более большого залива Превеза в Ионическом море, где, по известиям лазутчиков, стоял со своими галерами непобедимый Барбаросса. К этому времени пиратский флот уже завершал очередной разбойничий рейд. За кормами алжирских галер дымились руинами острова Сирос и Патмос, Эгина и Наксос, Парос и Крит. Венецианская торговля была на грани умирания. Наконец-то два непримиримых противника должны были встретиться друг с другом в генеральном сражении. Казалось, что теперь-то оба будут действовать особенно отважно и смело. В Мадриде и Стамбуле, в Генуе и Алжире, в Венеции и Риме беспрестанно молились и затаив дыхание ждали известия о грандиозной битве двух титанов, которая должна была бы решить спор за обладанием средиземноморскими водами. Но все вышло несколько иначе. Увидев огромное количество турецких судов, которое он не ожидал встретить, Дориа сразу же несколько растерялся, а потому от активных действий поостерегся. Барбаросса же был как раз, наоборот, настроен весьма решительно и не желал избегать схватки.