(В «Истории Российской» В. Н. Татищева причины, по которым княгиня вынуждена была принять крещение не в Киеве, а в Константинополе, изложены совершенно иначе: Ольга, «видя христиан многих, в Киеве добродетельно живших и всякому воздержанию и благонравию поучаюсчих, вельми их похваляла и… хотела в Киеве креститься, но учинить было ей того без крайняго страха от народа никак невозможно. Того ради советовали ей ехать в Царьград, якобы для других нужд, и тамо креститься, что она за полезно приняв, ожидала удобнаго случая и времяни»[136]. Но и это, конечно, не более чем логическое построение историописателя Нового времени.)

Подобные ясность взглядов и категоричность формулировок редко бывают доступны историку, склонному к чрезмерному копанию в источниках, к отыскиванию разного рода причин и предпосылок того или иного явления и скрупулезному анализу множества зачастую противоречивых оценок и толкований того или иного факта — словом, к запутыванию той ясной картины, которая выходит из-под пера благочестивого агиографа. Но биография, с какими бы мерками ни подходить к ней, — это все же не житие, да и исторический портрет — увы, не икона или парсуна. И даже при самом благоприятном стечении обстоятельств историку никуда не деться от множества совершенно излишних деталей, черт и черточек, никак не укладывающихся в нужную композицию и мешающих казалось бы раз и навсегда определенному и затверженному истолкованию событий. Особенно огорчительно такое положение дел, когда речь идет о событиях ключевых, поворотных не только в биографии конкретного исторического лица, но и в судьбах целых народов. К таким поворотным, ключевым событиям русской истории, несомненно, относится крещение княгини Ольги.

* * *

О крещении Ольги сообщают различные исторические сочинения — как русские (летописи, разные редакции ее Жития, «Память и похвала» Иакова мниха), так и иностранные (греческие и латинские хроники). Все они едины в том, что это событие произошло в Константинополе, или Царьграде, столице Византийской империи и всего православного мира. И хотя в исторической литературе нередко высказывались и высказываются сомнения на этот счет, такое исключительное единодушие разных по происхождению и совершенно не связанных между собой источников делает эти сомнения по существу беспочвенными. Однако обстоятельства, приведшие к крещению Ольги, равно как и время крещения и его место и значение в становлении Русской государственности и Русского православия, остаются предметом острых споров между историками. Это вынуждает автора к тому, чтобы тщательно и скрупулезно разобраться во всех показаниях источников, проанализировать их, сравнить друг с другом и — пусть даже и рискуя утомить читателя — по возможности детально восстановить ход событий, которые привели к решительной перемене в жизни и судьбе героини нашей книги.

Наиболее известный и наиболее яркий, можно сказать хрестоматийный, рассказ о путешествии княгини Ольги в Царьград и ее крещении там содержит «Повесть временных лет». Удивительно, но рассказ этот построен по законам все того же фольклорного, почти что сказочного повествования. Само крещение Ольги в изложении летописца выглядит событием во многом случайным и никак не мотивированным. Перед нами очередное подтверждение исключительной хитрости многоумной княгини, которой удается «переклюкать», то есть обмануть, обвести вокруг пальца, византийского императора с той же легкостью, с какой в предыдущих летописных сюжетах она обманывала древлянских послов и несчастных жителей Искоростеня. Причем приемы, которые использует при этом Ольга, — по существу те же: это словесные загадки, «клюки», разгадать которые император оказывается не в состоянии.

«Пошла Ольга в Греки и пришла к Царюграду, — рассказывает летописец под 6463 (954/955) годом. — Был тогда царь именем Цимисхий (в оригинале Лаврентьевского списка: Цемьский. — А.К.). И пришла к нему Ольга; и, увидев ее весьма красивую лицом и разумную (добру сущю зело лицем и смыслену. — А.К.), удивился царь разуму ее, беседовал с ней и сказал ей: “Достойна ты царствовать в граде [сем] с нами”. Она же, уразумев, сказала царю: “Я — язычница (погана есмь. — А.К.); да если хочешь меня крестить, то крести меня сам; если же нет, то не крещусь”. И крестил ее царь с патриархом… И по крещении позвал ее царь и сказал ей: “Хочу тебя взять себе в жены”. Она же отвечала: “Как же хочешь взять меня, когда сам крестил меня и нарек меня дочерью? А у христиан нет такого закона, и ты сам знаешь!” И сказал царь: “Переклюкала ты меня, Ольга!”[137] И дал ей дары многие — золото, и серебро, паволоки, и сосуды различные; и отпустил ее, [и] назвал дочерью своей…»,[138]

Но это лишь общая канва летописного рассказа, который отнюдь не ограничивается наивной сказкой о том, как русская княгиня посрамила похотливого византийского царя. Исследователи отмечают неоднородность летописного текста, сложность его состава и выделяют в нем, наряду с фольклорной, сказочной основой, еще один пласт — исполненное благочестия церковное повествование о крещении русской княгини и ее благословении константинопольским патриархом[139]. Это благочестивое повествование, по всей видимости, — результат позднейшего осмысления народного предания. Показательно, что никаких новых фактических подробностей произошедшего оно не содержит — за исключением указания на имя, которое княгиня получила при крещении, — Елена; это имя известно нам также из ее Жития и «Памяти и похвалы» Иакова мниха.