Так что остается лишь гадать, каким именно образом он оказался на болгарской земле, когда ему следовало пребывать в Ташкенте?.. А не придется ли болгарским полицейским надевать на самозванца наручники и выдворять его из страны?

Великий князь Николай Романов не кто иной, как аферист высшей пробы, который смотрит на болгарский престол как на очередное прибыльное мошенничество. Каждый народ достоин того правителя, которого выбирает. Поздравляю вас, господа, с удачным выбором!»

— Проклятье! — отшвырнул газету в сторону Варнаховский.

— Что такое, милый? — встревоженно спросила Элиз, выйдя из будуара. — Ты чем-то расстроен?

— Ты представляешь, что они понаписали? — махнул газетой бывший лейб-гусар. — Это просто ужас! Я потребую от главного редактора немедленного опровержения!

Взяв газету, Элиз прочитала статью и, аккуратно свернув ее вчетверо, положила на край стола.

— Милый, тебе не стоит так волноваться, — примирительно произнесла она. — К тебе это не имеет никакого отношения. Пусть пишут все, что хотят, не принимай все это так близко к сердцу. Ведь ты же все-таки не великий князь Романов…

— Черта с два! Я не могу оставить это гнусное вранье без внимания. Именно теперь аз есмь великий князь Николай Константинович!

— Боже мой, — всплеснула женщина руками. — Как же тебя проняло! Неужели ты так хочешь быть болгарским царем? Ведь это же ужасно скучно! Посещать всевозможные приемы, встречи, балы…

— Элиз, ты явно издеваешься надо мной. — Скинув с себя халат, Варнаховский решительно направился в гардеробную. — Я заставлю этого мерзавца написать опровержение!

Быстро одевшись, он вышел из дома.

— Где этот Евдоким?

— Я здесь, ваше благородие, — выскочил следом слуга. — Куда прикажете?

Тряхнув газетой, Варнаховский сказал:

— Вот что, казак, давай езжай по этому адресу! Знаешь, где это?

Первое, что проделывал Евдоким, когда они приезжали в незнакомый город, так это тщательно объезжал его со всех сторон, стараясь запомнить названия улиц и номера домов. Оказываясь в каком-то районе вторично, кучер, обладая отменной памятью, уже без труда находил кратчайшую дорогу в нужный адрес. Не оплошал он и на этот раз. Потешно шевеля губами, казак прочитал название улицы и, широко улыбнувшись, показал крепкие, подпорченные желтизной зубы.

— Как же не знать, ваше благородие? Это отсюда в двух кварталах будет. А уже в трех, на самом углу, мамзельки поживают.

— Так ты уже и туда наведался?

— А то как же, ваше благородие! Без этого никак нельзя.

— Когда же ты успел? — неодобрительно протянул Леонид, покачав головой.

— Так я сразу красный фонарь заприметил, когда мы к отелю подъезжали. Вы-то вещички принялись раскладывать, ну а я туда поехал.

— Ожениться бы тебе надо…

— Я бы с радостью, ваше благородие, только где мне такую барышню отыскать, как ваша Элиз…

— Ты у меня не заговаривайся, — погрозил ему пальцем Варнаховский.

— Виноват-с, ваше благородие! — вытянулся в струну извозчик.

— Чего стоим? Поехали! — поторопил Леонид, открывая дверь кареты.

* * *

Здание редакции располагалось на первом этаже помпезного четырехэтажного здания, используемого под многочисленные магазины и небольшие лавки. Переулок, где находилась редакция, тоже был примечателен: с одной стороны — обыкновенный бордель, а по другую, маковкой пробивая небеса, стояла церковь. Так что смело можно сказать, что господин Барнет находился в самой гуще жизни и, видно, не однажды использовал близость к народу в своих репортажах.

Открыв входную дверь, Леонид Варнаховский увидел тучного человека, сюртук которого застегивался лишь на одну верхнюю пуговицу. Короткие ноги расставлены по-хозяйски широко, а в толстых пальцах, заросших рыжими волосами, он держал большую сигару, глубокомысленно посматривая через запыленное стекло на скучающих прохожих.

— Не подскажете, где находится главный редактор «Болгарских новостей» господин Барнет? — спросил Варнаховский.

Добродушного вида толстяк пустил в потолок облако табачного дыма и с любопытством спросил:

— А вы, собственно, по какому делу?

— Так вы его секретарь? — угрюмо поинтересовался Варнаховский.

— Видите ли… Я и есть главный редактор Барнет.

— Вот оно что… Так вот, я и есть Николай Константинович Романов собственной персоной!

— Премного рад…

— Какого черта вы написали обо мне несусветную чушь?! Я требую немедленного опровержения всего того, что было написано в вашей гнусной газетенке!

Главный редактор выглядел совершенно невозмутимым. По его беспристрастному лицу было понятно, что натура его была закалена, ему приходилось видеть еще и не такое.

— Хм, я вас представлял несколько иным. Поблагороднее, что ли…

— Уверяю вас, если бы мы говорили на русском языке, то я подобрал бы для нашей беседы куда более красноречивые выражения. По какому праву вы, совершенно не зная меня, вздумали называть меня мошенником?!

— У меня для этого были вполне веские основания. Они изложены в газете. А потом, неужели вы будете возражать против того, что это именно вы похитили икону из будуара своей матери?

Леонида переполнял гнев, он едва сдерживался.

— Не я! — искренне отвечал он. — Меня оклеветали. В этой лжи замешаны мои недоброжелатели. Если хотите знать, всю вину мне пришлось взять на себя, потому что нужно было спасать честь женщины… Если вы не напишете опровержения, то я вынужден буду вызвать вас на дуэль!

— Стало быть, вы поступили благородно?

— Как же еще может поступить великий князь из дома Романовых по отношению к женщине?

— Возможно, я подумаю над вашим предложением…

— Какое еще, к дьяволу, предложение? Это требование!

— Хорошо, пусть будет требование. Я подумаю над ним, но прежде чем дать положительный ответ, я должен ознакомиться с содержанием предположительного опровержения. И в каких именно выражениях и интонациях оно будет написано. Ведь оно может нанести непоправимый вред моей газете и нанести моральный ущерб лично мне. Вы не находите, что это вполне справедливое замечание?

— Возможно, что вы и правы, — не стал препираться Варнаховский.

— Что же мы стоим в коридоре? Давайте пройдемте ко мне в кабинет; уверяю вас, там за письменным столом вам будет думаться куда значительно проще.

Прошли в кабинет главного редактора. Возможно, что помещение могло выглядеть просторнее, если бы не огромные кипы газет, лежавшие вдоль стен и поднимавшиеся к потолку в несколько рядов. Еще с десяток папок отыскали себе приют на столе главного редактора. Похоже, что свой кабинет он использовал в качестве складского помещения. Стопки бумаг лежали даже на стульях.