— Нет, братец, — возражал Варнаховский, — придется тебе все же со мной идти, как-никак теперь ты князь…

— Да какой же я князь! — в отчаянии махнул казак. — Все мое имущество — вот эти вороные лошадки, а уж ежели помрут, так и не соображу, что делать-то!

— Ничего, как болгарским царем стану, я тебе землицы подле Софии отпишу за преданную службу. Целый табун купишь! А уж там и оженишься на какой-нибудь герцогине…

— Скажете вы тоже, ваше благородие, — широко заулыбался казак, показав прокуренные зубы. Разговор доставлял ему удовольствие.

— Видно, мне надо будет всерьез за тебя взяться. А то так и помрешь бобылем… Кнут давай!

Протянув плеть, Евдоким подивился:

— А кнут-то вам зачем, ваше благородие?

— Он мне вместо трости, — заверил Варнаховский.

— Ну, коли так…

Прошли в ресторан. Навстречу вошедшим ступил огромного роста метрдотель в черном идеально отглаженном фраке.

— Желаете отобедать, господа? — лучезарно улыбаясь, спросил он, поправляя тонкий галстук. — У нас великолепная кухня!

— Мы по делу… Нам бы хотелось повидаться с господином Барнетом. Где его можно найти? — любезно поинтересовался Варнаховский, покручивая в руке хлыст.

— Он находится в бильярдной, на втором этаже. Как всегда… Вас проводить?

— Ничего, спасибо за хлопоты. Мы доберемся, — заверил Леонид, быстрым шагом устремившись прямо на стук бильярдных шаров.

Поднявшись по широкой лестнице, устланной широкой зеленой ковровой дорожкой, он подошел к бильярдному столу, подле которого, опершись рукой на стол, возвышался Барнет.

Учтиво поклонившись, Варнаховский сказал:

— Мистер Барнет, секунданты сказали мне, что вы отказываетесь напечатать опровержение, коего я потребовал.

— Совершенно верно, князь, у нас с вами был разговор по этому поводу. Я не хочу повторяться.

— Мне казалось, что вы еще подумаете.

— Вы ошиблись. Не намерен! Подобному бреду просто нет места в моей газете, — холодно отвечал главный редактор.

— Ах, вот как… И, насколько я понимаю, вы отказываетесь принять мой вызов на дуэль?

Главный редактор мелко рассмеялся, явно издеваясь:

— Разумеется, не собираюсь! По английским законам дуэли строго запрещены, а дуэлянты приравниваются к убийцам. Мне бы не хотелось провести остаток дней в замке Тауэр.

— Стало быть, вы отказываетесь дать мне какое-либо из требуемых удовлетворений?

— Несомненно, князь, — усмехнулся главный редактор, — извините, запамятовал, как вас звать… Впрочем, я не обязан помнить имя каждого проходимца.

Едва он произнес последние слова, как хлыст Варнаховского врезался ему в лицо, раздирая кожу. Следующий удар пришелся по голове и спине.

— Это тебе за все, надменный англичанин! Научись сначала разговаривать с людьми! Вот тебе, получай еще!.. — «Великий князь» продолжал стегать главного редактора под изумленные взгляды собравшихся. — Ты не хотел принимать моего вызова, так теперь я наношу тебе самое гнусное оскорбление, какое только можно придумать!

— Господа, господа! Прошу вас угомониться! — завопил невесть откуда появившийся метрдотель с вытаращенными от ужаса глазами.

Швырнув кнут в угол, Варнаховский, увлекая за собой секундантов, быстро спустился по парадной лестнице.

— Лихо вы его отделали, ваше благородие! — в восторге проговорил Евдоким, едва успевая за Варнаховским. — И все по мордасам да по мордасам! Любо-дорого глазеть!

Прошли в фойе, миновали толпу, перепуганно расступившуюся, и оказались на улице.

— Весьма любопытно, что же напишут завтра местные газетенки, — сказал Варнаховский, улыбнувшись каким-то своим мыслям.

— Погорячились вы, ваше высочество, можно было как-то поделикатнее, что ли… — осуждающе покачал головой Валерий Михеевич.

— Должен же я был как-то защитить свою честь… Ну, чего встал? — повернулся Леонид к Евдокиму. — Подавай лошадей, не пешком же нам топать!

— Голубчик, Александр Петрович, что же это такое получается? — недоуменно вскинул брови государь Александр Третий. — Сейчас все газеты Европы только о том и пишут, что великий князь Николай Константинович намеревается занять болгарский стол, и в этом деле все видят инициативу русского царя! Неужели им не известно, что Николя отстранен от царствующего дома и находится в ссылке, в Ташкенте, под надзором полиции? И к августейшей фамилии не имеет более никакого отношения!

Подобный разговор был неизбежен, для Уварова это было очевидно. Другое дело, что он никак не ожидал его столь скоро. Не прошло даже двух недель, как Леонид Варнаховский объявился в Софии, выдавая себя за опального великого князя Николая Константиновича, а во дворах Европы о нем только и говорят. Вот что значит удачно подобранная кандидатура!

Сделавшись популярным, Варнаховский невольно притягивал к себе внимание заинтересованных лиц, которые принялись изучать его более пристально, как самого вероятного кандидата на болгарский престол. И рано или поздно раскроется такая неприятная пикантность, что он всего лишь русский мошенник, скрывающийся под чужим именем и бежавший в Западную Европу от преследования российской криминальной полиции. Эта была оборотная сторона его претендентства.

— Ваше величество, я не хотел беспокоить вас раньше времени, но мне известно об этом. Сейчас на болгарский престол претендуют не менее десяти кандидатов; одних поддерживает Англия, других — Франция, третьих — Германия, четвертых — Австрия… Мы тоже были должны выдвинуть своего кандидата.

— Но позвольте, что это за человек? Я ничего о нем не знаю! Кто он такой и почему назвался Николаем Константиновичем? — возмущенно проговорил государь. — За такое, знаете ли… — покачал он головой. — Я могу потребовать к ответу! Хоть Николя и отстранен от августейшего двора, но он все-таки мой двоюродный брат, и с этим ничего не поделаешь… Нужно наказать болгарским властям, чтобы они немедленно задержали этого самозванца и передали его нам!

Разговор происходил в Царском Селе, в рабочем кабинете государя, в котором он обычно принимал чиновников с текущими докладами. Кабинет был просторный, очень удобный для работы, сообщался через широкие двустворчатые двери с коридором, по одну сторону которого размещались жилые помещения, а по другую находились высокие окна, упиравшиеся едва ли не в потолок. Стены кабинета были оклеены темно-зелеными обоями (любимый цвет государя). С левой стороны от входа висел портрет отца, Александра Второго, в окружении сыновей, немного пониже — матушки Марии Александровны, в девичестве Марии Гессен-Дармштадтской. В аккурат напротив окон, по обе стороны от камина, были развешаны картины художников эпохи Возрождения, где центральное место занимали полотна Сандро Боттичелли, наиболее почитаемого государем. Первая картина, занимавшая едва ли не половину стены, называлась «Поклонение волхвов», другая, поменьше, — «Мадонна делла Лоджия», исполненная крупным планом. Стол для беседы, укрытый зеленым сукном, размещался в самом центре кабинета. На краю стола стояли графин из фарфорового стекла и две чашки. Надо полагать, для погашения жара, что нередко случается после крепкой беседы.