Анита пошла снова на кухню, съела еще хрустящих хлебцев, выпила чай с малиновым вареньем (они дали друг другу обещание, что соберут осенью ягоды и сварят свое варенье, — эти обещания казались эхом с другой планеты).

Потом вдруг ей пришла в голову мысль позвонить Юнфинну на мобильный, но у него было занято.

Она вернулась к ноутбуку. Он вошел в систему! Наконец-то!

«С ума сойти! Почему такая спешка?» — Анита узнала его саркастический тон.

«Думаю, тебе будет небезынтересно узнать, что мы нашли Ханне».

«Нашли Ханне?»

«Твою сестру Ханне Хаммерсенг. Ее долго разыскивали. Как и тебя… — Она решила блефовать: — Мы сейчас за ней поедем. Я подумал, что тебе это надо знать. Я думаю, что ей есть о чем рассказать. А может, и ты захочешь высказаться? Что-нибудь из прошлого, если не возражаешь».

«Это ты хорошо придумал, Юнфинн. Ты бы и сам мог чего порассказать из прошлого».

«Не надо меня забалтывать».

Она почувствовала, как больно колют его намеки. Она чувствовала, что теряет почву под ногами, когда речь заходит об их дружбе в прошлом.

«Ты что, хочешь, чтобы твоя сестра приняла удар на себя?»

«Вы же не можете ее заставить».

Что это, угроза или предчувствие паники?

«Ты не представляешь себе, Клаус, что мы в полиции умеем делать».

Тишина.

«Речь вовсе не о том, чтобы выставлять себя на всеобщее обозрение. Ты просто дашь показания полиции в удобной для тебя форме».

«А можно по телефону? Или по электронной почте?»

«Нам нужно документальное подтверждение, что это действительно ты».

Он начал сдаваться. Он уже обдумывал ее предложение.

«Мне надо подумать».

«Нет времени на раздумья, Клаус. Ведь не я отвечаю за это дело, а другие. А они уже долго ждут. Они хотят иметь результаты».

Снова тишина. Анита сидела, сжимая в руке недоеденный хрустящий хлебец. Она не решалась поднести его ко рту. Она чувствовала себя, как охотник в засаде — малейший звук может вспугнуть дичь.

«Тогда я хочу встретиться с тобой. И только с тобой».

Он капитулировал! Она победила!

«Хорошо. Я согласен».

«Сегодня вечером».

«Чем раньше, тем лучше».

«Как я сказал, я встречусь только с тобой. Ради старой дружбы. Ха-ха».

«Хорошо, Клаус. Где ты хочешь встретиться?»

Она отлично знала, что нарушает все правила и обычаи полиции. Опытный следователь никогда не поедет в одиночку встречаться с лицом, находящимся в розыске, или важным свидетелем по делу об убийстве. Но с другой стороны, опытный следователь и не станет искать свидетелей в чатах. Однако она зашла уже так далеко, что пора было думать, как выкарабкиваться из этой каши без посторонней помощи.

«В таком месте, где нам не помешают. Я имею и виду твоих коллег, Юнфинн. Я не думаю, что могу на них положиться. Да и на тебя тоже».

«Решай ты».

«Давай встретимся у хижины».

У хижины. В голове у нее бешено проносились мысли. Она сразу сообразила, о какой хижине идет речь, но понятия не имела, где эта хижина находится! Она вообще плохо ориентировалась в этом нежилом массиве около Тангена, но не хотела выдать себя. Ведь не мог же руководитель следствия Валманн не знать дорогу к месту происшествия, которое он расследовал?

«Отлично. Во сколько?»

«Как можно быстрее».

«Хорошо. Я буду там… в течение часа».

«Поторопись».

«И почему это ты вдруг так заторопился?»

«Мне просто любопытно с тобой встретиться, Юнфинн. После стольких лет. Я думаю, нам есть о чем поговорить».

«Я буду рад», — ответила она с несколько большей уверенностью, чем ощущала.

На экране все стихло.

Теперь надо было торопиться. Анита открыла «Желтые страницы»: усадьба Брагенес… Она помнила название места, хотя по известным причинам старалась отстраняться от всяческих сведений, касающихся расследования дела около Тангена.

Анита набрала номер. Долго никто не подходил. Когда она уже хотела положить трубку, раздался женский голос:

— Алло?

— Алло! Это усадьба Брагенес?

— Да. Кто это? — В голосе звучали подозрительные нотки.

— Я из полиции. С кем я говорю?

— Из полиции? А… это Гудрун Бауге. Мой муж и я управляем усадьбой.

— Бауге? Так это вы разговаривали с моим коллегой?

— Да, здесь у нас был один полицейский. — Ее голос был очень тихим и слегка дрожал, как будто она пыталась взять себя в руки, чтобы говорить связно.

— Вы себя плохо чувствуете, фру Бауге? Что-то случилось?

— Нет-нет. Просто было очень много работы сегодня, весенний сев еще не закончен, поэтому я устаю…

— Разумеется. Я все понимаю. — Анита подумала, что надо было проявить больше симпатии, но, во-первых, она ничего не понимала в хуторском хозяйстве, а во-вторых, надо было торопиться. — Послушайте, фру Бауге. Мне нужна ваша помощь в одном деле…

Валманн знал, что Анита на дежурстве и что, значит, он может располагать вечером, как хочет. Когда он выехал с парковки у больницы Сандеруд, солнце еще освещало кроны деревьев около устья реки Свартельвы и между стволами блестела мутная вода залива Акерсвик. По обе стороны дороги расстилались ковры из ветреницы дубравной, милосердно закрывая грязные от пыли обочины. Здесь было даже слишком красиво, слишком светло, и совсем не хотелось домой. Там, в одиночестве, он не найдет себе покоя. Можно было надеть тренировочный костюм и побегать, но ведь все равно придется возвращаться в пустой дом. Вот как я стал рассуждать с тех пор, как живу не один, констатировал он без сожаления. За долгие годы одиночества он привык ни по кому не скучать, забыл, как хорошо, когда есть по кому скучать. Однако теперь это время позади.

Он не поехал домой, а повернул направо на Хьеллум, а затем выбрал дорогу на Хьюнерюд, которая шла вдоль реки на последнем ее участке до впадения в залив Акерсвик. Здесь располагался новый съезд на автомагистраль Е6. В такую отличную погоду можно просто покататься, ведь на него это всегда хорошо действует.

В голове вертелись самые разные мысли.

Прежде всего, Ханне Хаммерсенг, вся ее история, ее болезнь, ее жуткие приступы и возможная причастность к событиям на вилле Скугли. И вопрос о том, где она сейчас находится. Если бы она совсем свихнулась и напала на кого-нибудь, то полиции об этом стало бы известно. Но ничего такого они не слышали. И это могло означать одно из двух — либо она «исчезла», то есть опять уехала, может, за границу, или с ней что-то случилось, может, она стала жертвой преступления или несчастного случая или просто-напросто покончила с собой в припадке умопомрачения. Или же — что было более вероятно — нашла себе пристанище, кого-то, кто о ней заботится, какую-то социальную среду, где она чувствует себя в безопасности и где она не попадает под власть злых и неуправляемых чувств. Но где можно найти таких людей и такую среду, которые приняли бы к себе такую, как она?