Это был мой первый визит на площадку, где снималась мыльная опера Томми, и меры безопасности, с которыми я столкнулся, когда подошел ко входу, показались мне совершенно нелепыми. Я пришел на студию пешком; сперва мое имя охранник проверил по списку. Оглядел меня с головы до ног с почти откровенным презрением и только затем, фыркнув, признал, что меня действительно ждут. Когда я подошел к приемной, меня проверили на детекторе металла, чтобы убедится, что у меня нет с собой звукозаписывающего и фотографического оборудования или, может быть, пулеметов. Затем пришлось подписать заявление насчет того же самого и пообещать, что за пределами площадки я не скажу ни слова о том, что увижу на съемках. Подпиской о неразглашении мне не дозволялось извлекать финансовую прибыль из любого аспекта телевизионного бизнеса, к которому я могу получить доступ, или даже говорить об этом с кем бы то ни было. Я задумался, почему подобных запретов не существует на нашей телестанции, и только потом понял: они нелепы и на деле только ублажают эго актеров.

— Ради всего святого, — сказал я молодому скучающему охраннику, который объяснял мне все эти правила. — Неужели я похож на человека, который будет продавать ваши смехотворные секреты таблоидам? Я похож на такого человека? Да я не знаю даже, как называется ваш сериал.

— Вообще–то, я понятия не имею, как выглядят такие люди, — мрачно ответил он, не глядя на меня и продолжая что–то писать. — Я знаю одно — у меня есть работа и я ее выполняю. Что у вас тут за дело? Вы на прослушивание?

— Нет, — ответил я, оскорбленный таким предположением.

— Просто я слышал, они ищут нового ухажера для Мэгги.

— Ну это уж точно не я.

— Я сам подумывал сходить, но мой агент сказал, что меня перестанут брать на роли помоложе, если я стану известен, сыграв человека средних лет.

— Логично, — сказал я. Здесь даже у охранников есть агенты. — Но я не на прослушивание, спасибо вам большое. И я — не средних лет. Меня сюда пригласил племянник, чтобы посмотреть на съемки. Он считает, что это расширит мой опыт, в чем я лично сомневаюсь. Поскольку он не так узок, как может показаться.

— А кто ваш племянник? — спросил он, возвращая мне часы и ключи, которые пришлось снять, чтобы пройти через металлоискатель.

— Один из актеров, — быстро сказал я. — Томми Дюмарке. Спасибо. — Я застегнул часы на запястье.

— Вы — дядя Томми? — спросил охранник, расплываясь в широкой улыбке и отходя, чтобы оглядеть меня с ног до головы, без сомнения — в поисках фамильного сходства. Вряд ли ему удалось таковое обнаружить: всякое сходство между мной и Томасами размылось много поколений назад. Каждый следующий Том куда привлекательнее, чем я мог даже мечтать, хотя ни один не сравнится со мной по части физической прочности. — Вот так сюрприз, мистер… — он заглянул в свои записи, — Зейл.

— Это произносится «Заилль».

— Я и не думал, что у него вообще есть родственники, сказать по правде. Только девочки. Много девочек, счастливый су…

— Что ж, у него есть я, — поспешно сказал я, оглядываясь и пытаясь понять, куда мне идти и как меня еще унизят — заставят раздеться или обыщут все полости тела. — Но только я и есть. Нас всего двое осталось.

— Вам нужно пройти по этому коридору и вы попадете в другую приемную в конце, — сказал охранник, предвосхитив мой вопрос, когда с формальностями установления моей личности было покончено. — Там за стойкой сидит девушка, вам нужно попросить ее вызвать Томми по громкой связи. Он ведь знает, что вы придете, да?

Я кивнул, поблагодарил его и пошел по коридору, на который он мне указал. На стенах висели огромные фотографии в рамках — я понял, что это актеры сериала, нынешние и прошлые. У каждого было по два имени, напечатанных под рамками, — настоящее и персонажа, а также годы участия в сериале. Я почти никого не узнал, за исключением пары человек, которых видел в ситкомах лет двадцать назад или в нынешних таблоидах. В конце коридора висел темный, мрачный снимок моего племянника с подписью «Томми Дюмарке — Сэм Катлер — 1991 — ». Я с минуту смотрел на него, невольно гордясь успехом племянника, и даже слегка улыбнулся. Фото было профессиональным, его умело отретушировали; никто, даже Томми, не мог выглядеть настолько хорошо, однако смотреть на него было приятно. Я толкнул дверь и представился секретарше, она быстро куда–то позвонила, затем предложила мне присесть. Просидел я несколько минут. Все это время она почти не поднимала на меня глаз и шумно жевала жвачку — привычка, которая всегда меня крайне раздражала.

Открылась другая дверь и вошел мой племянник; застенчиво посмотрел в мою сторону, почти не отрывая глаз от пола. Когда он появился, секретарша выпрямилась, прилепила комок жвачки себе за ухо и принялась барабанить по клавиатуре компьютера, украдкой поглядывая на звезду.

— Томми, — сказал я, готовясь к худшему, когда он подошел ко мне. — Боже мой! Что с тобой стряслось? — На нем были линялые синие джинсы и тесная черная футболка, подчеркивавшая грудь и сильные загорелые руки. Я изумился, как человек в такой хорошей форме мог вляпаться в неприятности: судя по его левому глазу, моего племянника недавно избили — веко не поднималось, вокруг расползалась безобразная лиловая припухлость. Щека пламенела, уголок губы разорван, на подбородке засохшая струйка крови. — Как это?..

— Все в порядке, дядя Матье, — сказал он, ведя меня к двери, из которой появился минуту назад. — Со мной все в порядке. Это случилось сегодня утром. Карл узнал о том, что происходит между мной и Тиной, он поджидал, когда я вернусь домой, закатил мне взбучку. Так что расслабься. Я выжил.

— Карл… — повторил я, пытаясь сообразить, знаю ли я этого человека, поскольку он произнес его имя так беспечно. — Это Карл сделал с тобой?

— Понимаешь, Тина беременна, — продолжил он так, словно это самая естественная вещь на свете. — И мы, разумеется, не знаем, кто отец — Карл, я или новый бармен из местного паба, а тест мы не можем сделать, потому что у Тины какое–то странное генетическое отклонение, и если мы попытаемся узнать, это может травмировать ребенка или что–то в этом роде. Поэтому придется ждать, пока он не родится. Довольно интригующая ситуация, судя по всему.

Я уставился на него, не понимая, о чем он, черт возьми, толкует, и только потом до меня дошло.

— Карл, — с облегчением рассмеялся я. — Он ведь твой родственник, верно?

— Что–то вроде. Он приемный сын второй жены бывшего мужа моей матери. На самом деле мы не родственники, но фамилия у нас одна. Сэм Катлер, Карл Катлер. Люди думают, что мы ближе, чем на самом деле. Мы никогда не были близки. Он обижен на меня за…

— Пора начинать смотреть твой сериал, — снова сказал я, должно быть, в сотый раз, прерывая монолог его персонажа. — Никак не могу запомнить, кто все эти люди.

— Поэтому ты сегодня здесь, — сказал Том, и мы вошли в декорации, которые я пару раз случайно видел по телевизору: гостиная в стандартном домике Катлеров в лондонском Ист–Энде.