— И знаешь, в чём главная беда? — заключил герой народных сказок, глядя на меня так, словно бы сообщал самую главную тайну мироздания. — Я ж ни разу ничего для людей не сделал. Всё себе, тока себе! Печь — себе, а избу развалил, а людей подавил, а соседские заборы порушил. Царскую дочку — себе, дворец — себе, ум-разум — себе, а хоть одно доброе дело кому — так нет! Обрадовался чародейскому слову, свою волю выше всех поставил, а ежели кто против, так тех взашей!

— Нехорошо, — признал я.

— Нехорошо, — со вздохом поддержал он. — Так что словом щучьим я за тебя твоих друзей спасать не стану. И Змея того казнить тоже не буду. Сам в своих бедах разбирайся, сам свои награды выслуживай.

— Понятно. — Я встал, яростно матеря в мыслях этого старого философа-пацифиста. — Спасибо. Пойду, пора.

— Погодь уже, — раздалось за моей спиной. — Чего разобиделся-то так, ажно из ушей пар валит, а по спине искры бегают, как по шерсти кошачьей. Куды пойдёшь-то?

— На Стеклянную гору.

— Шиш ты на неё влезешь!

— Сам знаю! Вам-то что?!

— А не ори на старых людей. — Старик Емельян наставительно покачал пальцем у меня перед носом. — Гора, она скользкая, самому на неё нипочём не подняться, но я те помогу. Забирай печь!

— Как это?

— Да так, садись, езжай, она с вечеру топлена, до сих пор угли горячие. Печь — вещь древняя, великой силой наделённая, её в доме первой ставят, от неё пляшут, первый шаг в детстве делают, в ней еду готовят да вместо бани парятся, она и лечит, и усталость снимает, и до дому зовёт. А энта ещё и вездеходная!

Я не сразу въехал в то, что мне предлагалось. Неужели именно за этим меня отправил сюда Дед Мороз? Не за волшебным оружием, не за чародейным словом, не за сильным союзником, а за обычной печью? Непонятно как-то…

Меж тем воодушевлённый собственной идеей старичок крепко схватил меня за рукав и потащил куда-то вбок, вдоль плетня. Там, посреди жалких остатков некогда шикарного яблоневого сада, стояла большущая русская печка. Когда-то белёная, а сейчас грязная и неухоженная, с почерневшей трубой, закопчённым зевом и шатающимися кирпичами. Но старик бросился к ней, обнимая, как любимую супругу…

— Вот она, моя красавица, спасительница моя, охранительница и кормилица! Никакого добра я не скопил, все богатства как вода сквозь пальцы утекли, только печка старая и осталася. Забирай, её добрый молодец! Выручай свою любушку да друзей верных из плена вражьего! Небось и меня когда-никогда добрым словом помянешь…

Я обошёл легендарное средство передвижения, сравнимое по известности, быть может, разве что с ковром-самолётом или летучим кораблём. Но если последний мне довелось видеть в действии, то печь…

— Как управляется?

— Голосом. Скажи громко: поверни, печь, направо, поверни, печь, налево, иди, печь, прямо! Всё так и исполнится.

— Думаете, вверх на стенку тоже пойдёт?

— А то нет?! Она ж печка сказочная, вездеходная!

На минуточку я представил себя сидящим на печи с морозильным посохом наперевес и улыбнулся. Не очень похоже на рыцаря на белом коне, прискакавшего спасать прекрасную принцессу из лап злобного дракона. Но у нас ведь и без того всё наперекосяк, все сказки в жизни перемешались, другим боком вылезли, и если исключительно одного классического сюжета держаться, то так и с ума сойти недолго…

— А вы как без печи?

— Я-то проживу, — щербато усмехнулся старичок. — Ты уж только, когда все дела закончишь, прикажи ей: ступай, мол, печь, домой! Она сама своим ходом ко мне и доберётся.

— Но… — Я разрывался между благодарностью и опасением, что Емеля просто замёрзнет этой же ночью.

— За меня не боись, — совершенно правильно трактуя мои сомнения, подмигнул он. — Я ж тут и не ночую, я вона у вдовицы Пантелеймоновны харчуюсь. Да с ней и теплее, чем на печи.

— Понимаю, — покраснел я. — Действительно, о чём речь, дело-то молодое, какие ваши годы?!

— Стало быть, снимешь с меня обвинение в энтих ДТП твоих, язви их в душу мать…

Я молча пожал ему руку. Старик облегчённо выдохнул и помог мне влезть на печь.

— Ну, поехали? — осторожно попросил я.

Ничего не произошло.

— Ах, забыл! — Емельян стукнул себя сухоньким кулачонком по лбу. — По щучьему велению, по моему хотению, служи ты, печь, новому хозяину верой и правдой, покуда он тебя домой не отправит!

В воздухе на миг вспыхнуло лёгкое сияние, волнообразная дрожь пронзила печку, она вздрогнула, как живое существо, покачнулась, похрустела кирпичиками и чуть склонила в мою сторону почерневшую трубу.

— Ну вот и ладушки-оладушки. Теперь ужо и поехали!

— Поехали, — повторил я.

Печь безоговорочно подчинилась, взяв с места с плавностью хорошей иномарки. Я помахал старику Емеле и, заломив фуражку, направил транспорт на выезд из деревеньки, а там вдоль леса, до той тропинки, где в глубине на опушке мной был оставлен дрыхнущий напарник.

Посох Деда Мороза положил справа, чтоб был под рукой. Старая печь шла просто запредельно быстро, мягко, едва ли не самостоятельно выбирая наиболее оптимальный маршрут в объезд луж и кочек. Да если б у нас в стране её взяли за модель для всего отечественного автопрома, на всякие зарубежные «мерседесы» российский народ просто плевал бы с высокой колокольни!

Снизу греет, в поясницу не поддувает, полный обзор на все четыре стороны, и прямо-таки нереальная, сказочная проходимость! Мороз Иванович был тысячу раз прав, отправляя меня к старому Емеле, — теперь я эту Стеклянную гору просто штурмом возьму, и никуда этот фон Дракхен от меня не денется, гад ползучий…

На повороте к лесу я было притормозил, но печь, оказывается, способна ехать в глухом бору, узенькими тропинками, не хуже избушки на курьих ножках. Та, если вдуматься, по площади ещё больше, но ведь как-то умудрялась протискиваться меж деревьев. Емелино транспортное средство справлялось с этой задачей даже лучше…

— Митя, подъём! Я вернулся.

Серый волк сонно поднял уши, развернул их, как локаторы, в мою сторону, убедился, что я это я, и только после этого уныло приоткрыл глаз.

— Чё ж так орёте-то, Никита Иванович? Мне, может, сон приятственный снился, а тут вы, и все мечтания вдребезги…

— Подъём, младший сотрудник Лобов! Нас ждут великие дела.

— Драться небось надо?

— Надо, куда же без этого. Будем производить задержание Змея Горыныча, он наверняка окажет сопротивление, слово за слово, и без применения силы не обойтись.

— Тады не пойду. Мне со Змеем драться не резон. На нитки распустит да в клубки перемотает!

— А я тебе пирожки привёз…

— Дык это же совсем другое дело. —