– Пупсик мой, – выдохнул он, – Машуня!

Стараясь сильно не хромать и не стучать по полу костылями, чтобы не напугать ребенка, он добрался до кроватки. Отставил костыли и поднял кроху на руки. Как же сказочно пахла ее макушка! Теплом и любовью. Ничего нет лучше в этом мире, чем аромат младенца. Машуня крепко вцепилась в папу и ни за что не хотела его отпускать. Так они и замерли в счастливой неподвижности – отец и дочь. И вдруг раздался звонок домофона.

– Кто там? – Он услышал голос Кати. – Кто-кто?! – И после некоторого замешательства: – Да, открываю! Поднимайтесь.

Владу страшно не хотелось отпускать Машуню с рук, и он стоял в нерешительности. Надо было выяснить, кто к ним так неожиданно пожаловал, только вот с ребенком на руках с костылями он не справится. Дернул же черт так неосторожно подставиться!

– Машуня, – пробормотал он, – давай ты пока побудешь в кроватке, а я скоро к тебе вернусь.

– Не-е-еть. – Дочка запротестовала, еще сильнее сжав его шею.

– Папа только посмотрит, кто к нам пришел, – попытался он урезонить малышку, ощущая, как поднимается в нем необъяснимая тревога, – хорошо?

– Похо!

– Пупсик, ну как же так?

Влад чувствовал свою беспомощность: идти с Машей на руках он не мог, но и договориться с ней тоже никак не получалось. В этот момент раздался звонок в дверь, Катя ее открыла, и он услышал мужские голоса.

– Катерина, кто там пришел? – выкрикнул Влад, не выдержав.

– Подожди, я сейчас!

Через пару минут, которые показались ему вечностью, Катя появилась на пороге детской комнаты.

– Там мальчики пришли, – сообщила она почти шепотом, – Леша и Игорь из детского дома.

– Леша?! – Влад моментально вспомнил смазливого парня и разозлился: – Что им здесь надо?

– Они из детдома сбежали, – Катя опустила глаза, – им некуда идти.

Влад передал Машу на руки жене, взял костыли и вышел в коридор. Там парней уже не было – только бесформенной кучей лежали у порога пыльные рюкзаки и две пары грязных истоптанных кроссовок. Голоса раздавались из столовой. Влад почувствовал себя уязвленным: после долгого отсутствия, после операции он наконец-то вернулся домой, а здесь никакого внимания и уважения к отцу. Устроили проходной двор!

– Здрасьте. – Он нахмурился, застыв на пороге. – Юля, представишь своих друзей?

Леха с другом успели усесться за стол. Грязные руки, перемазанная одежда и дебиловатые выражения испуганных лиц еще больше разозлили Влада. Черти, даже лапы свои паршивые не соизволили помыть.

– Это не мои друзья! – огрызнулась дочь.

– Ладно, – Влад не видел смысла настаивать, – но как-то же их зовут?

– Игорь, – Юля показала на того, что был меньше ростом, потом кивнула на смазливого: – А это Леха, ты его уже видел.

– Владислав Игоревич, – представился хозяин дома, – а теперь оба марш из-за стола. Руки мыть.

Ребята, так и не проронив ни слова, стали неловко толкаться, слезая со стульев. Следом за Настей, которая вызвалась показать им дорогу, протиснулись мимо грозного отца семейства и потопали в ванную комнату. Влад почувствовал физическое отвращение к Лехе, когда тот случайно, проходя мимо, коснулся его руки. Желание немедленно вышвырнуть малолетних преступников из своего дома, пока они не навлекли на его семью настоящей беды, было непреодолимым. Знал он такой типаж – наглость в комплекте с затравленным выражением глаз. Явно какую-то гадость задумали.

Жена вышла к столу с принаряженной Машуней на руках и тут же стала хлопотать – принесла недостающие тарелки, вилки, ножи. Олухи, с которых Влад не спускал глаз, успели помыть руки и вернуться к столу. За ужином Катя пыталась заполнить эфир и болтала без умолку, надеясь разрядить остановку. Но гнетущая атмосфера, нависшая в комнате, не поддавалась. Юля, не поднимая глаз, ковырялась в своей тарелке. Настя переводила тревожный взгляд с отца на мальчишек. Те сидели, втянув тощие шеи в плечи и опустив головы. И только маленькой Маше, похоже, было хорошо в этой странной компании, никакой опасности она не ощущала – лопотала что-то на своем, пока еще понятном только близким, языке и то и дело пыталась обратить на себя внимание Леши. То кусок хлеба ему протянет, то заглянет снизу в лицо. Влад ощутил острый укол ревности. Любовь младшей дочери к папе была всеобъемлющей, безраздельной, а тут вдруг знаки внимания доставались какому-то чужому дядьке. Что бы там ни говорила Катя, а Влад при всем богатстве воображения не мог воспринимать двух этих переростков как детей. По росту – взрослые мужики, выглядят так же, да еще воняют грязными носками и табаком. С чего бы вдруг ему видеть в них «мальчиков»?

Леха постепенно осмелел и начал отзываться на Машины заигрывания. Сначала улыбнулся ей, потом подмигнул. А дальше совсем потерял страх и стал строить ребенку смешные рожицы. Машуня тут же залилась звонким заразительным смехом. Как же любил Влад эти волшебные звуки! Но сейчас, впервые в жизни, они вызвали у него раздражение и досаду.

– Почему вы сбежали из детского дома? – строго спросил он, не отрывая взгляда от Лехи.

– У меня это, – тот шмыгнул носом и вытер его рукавом, – суд там назначен. Стремно стало.

– Какой еще суд? – Влад насторожился.

– За кражу, – парень бросил на хозяина дома короткий взгляд, – я в магазине одежду украл и попался. Не надо было лезть в чужой район. Сам дурак…

– Вот как, – Влад был потрясен ответом, – то есть дурак не потому, что украл, а дурак, что не там, где надо, воровал? А в принципе не воровать не пробовал?

– Это как? – Леха поднял на мужчину ясные удивленные глаза. – Жить-то надо.

– Влад, – Катя поспешила вмешаться, – я же тебе все это рассказывала про этот случай. Помнишь? Еще советовалась с тобой, можно ли чем-то помочь. Но ты тогда был очень занят.

Над столом повисла тягостная тишина. Каждый смотрел в свою тарелку. Леха думал о том, что все взрослые – конченые дебилы. Ничего не понимают, а он всю жизнь страдает из-за их тупости и недоразвитых представлений о детях. Вспышкой пронеслось в голове воспоминание. Однажды в летнем лагере, когда ему было двенадцать, он подружился с одним пацаном, его тоже звали Лехой, только он был домашний. И так им хорошо вместе было, что стали они не разлей вода. Вместе хулиганили, вместе за девчонками ухлестывали. Даже побратались – сделали на руках царапины и ими соединились. Стали одной крови.

Когда в родительский день к Лехе приехали мать с отцом, он познакомил их с другом. И стал уламывать, чтобы они его усыновили. Те подумали-подумали и согласились. Вот было счастье! А потом смена закончилась. Семейный Лешка поехал домой, а детдомовский Лешка – в батор. Но там на беду не оказалось директора, он в отпуск уехал. А поскольку старший корпус был на все лето закрыт, а в младший его поместить никто не распорядился, Лешку по привычке сунули на две недели в психушку. Первая неделя была ужасной. Положили в отделение с самыми тяжелыми пациентами, не было других мест. Семь дней он жил в одной палате с громадным лысым мужиком, который все время харкал, сплевывая мерзкую разноцветную жижу прямо на стены. Еще он грозился замочить пацана, если только тот пикнет. Бугай никогда не спал – всю ночь производил страшные звуки и сплевывал, сплевывал. От страха и бессонницы Лешка едва не сошел с ума. Наверное, точно бы чокнулся, если бы его на второй неделе не перевели в нормальное отделение. Вот там был полный кайф! Соседи спокойные, еда отличная, медсестры суперские. Если Лешка хорошо себя вел и никого не донимал, они приносили ему конфеты, угощали фруктами. Срок его пребывания в психушке подошел к концу – назавтра должны были выписать, о чем и сообщил лечащий врач. И тут Леху понесло. Он решил, что надо отпраздновать такую радость и вообще оставить о себе добрую память. Всю ночь от возбуждения он не мог уснуть – шутил, дурачился, пел веселые песни и хохотал диким смехом. А наутро узнал, что за такое поведение его оставляют еще на четыре месяца.