на эти чувства. Сама приучила, что со мной можно так обращаться, и убедила в том, что любую его выходку я пойму и постараюсь забыть. Я делала все, чтобы остаться рядом, чтобы он проникся мной и... полюбил. Мерзкий вкус жалости к себе смешивается с остатками алкогольных паров и оседает в легких.

Оборачиваюсь и получаю мощный удар в живот от отвращения. Взгляд Ромы почти безумен, плечи напряжены, кулаки сжаты. Ему не нравится моя отрешенность, и это понятно, ведь до недавнего времени он видел только покорное обожание с систематическими выплесками эмоций, после которых я все равно оказывалась перед ним на коленях. Раньше я приняла бы его злость за сильнейшее проявление чувств, за страх потерять меня, но теперь вижу, что это лишь задетое эго и нежелание оставаться в дураках. Он не любит меня. Он любит то, что я люблю его. Что же я натворила?

Выхожу из спальни, не проронив больше ни слова. Не думала, что все это будет так трудно. Руки и ноги сводит, хочется бросить все и сбежать, но я себя контролирую, помня о цели. Нужно стереть лишние точки, оставив только одну, иначе это никогда не закончится.

Громкие шаги за спиной вколачивают гвозди в позвоночник. Вхожу в ванную комнату, Рома влетает следом и захлопывает дверь. Вздрагиваю, но быстро прихожу в себя, открываю навесной шкафчик и сгребаю баночки и тюбики с полки прямо в пакет.

— Брось ты это дерьмо! — рявкает Рома, выбивая пакет. — Ну вот что ты хочешь, а? Чтобы я просил, умолял? Охренела совсем! Не строй из себя святую, мы квиты! — орет он мне на ухо, прижимаясь грудью к моей спине. — Я изменил тебе, а ты мне! Все честно, так что прекрати выделываться!

Зажмуриваюсь, стараясь сохранить самообладание, но внутри что-то трещит и ломается. Слышу писк, чувствую надрывные конвульсии и не могу больше терпеть. Я старалась, правда старалась сделать наши отношения настоящими. Не все было ложью, не все — притворством. Я любила его так, как могла, и пыталась полюбить еще сильнее в надежде, что этого хватит на целую жизнь. Верила, что взамен получу что-то настолько большое и невероятное, что оно закроет все дыры и раны, но Рома каждый раз рушил все до основания, не жалея моих усилий. Я устала его выгораживать, устала оправдывать и пытаться понять. Даже сейчас он ведет себя так, будто абсолютно прав.

Решительно разворачиваюсь и толкаю Рому в грудь, заставляя сделать пару шагов назад, наклоняю голову и смотрю исподлобья. Кажется, что я дышу сейчас чистым пламенем, а сил в теле столько, что можно пробить стену насквозь одним ударом.

— Значит так, — с тихой яростью произношу я. — Хотел поговорить, тогда слушай. 

У меня всего одна попытка, а значит, пришло время раскрыть карты. Тело бьет нервная дрожь, грудь сдавливает страх, но он не убавляет решимости. Пусть лучше Рома искренне возненавидит меня за правду, чем я продолжу тонуть в океане лживых надежд и чувств.   

— Я начала встречаться с тобой только потому, что все считают тебя классным и популярным. Я целенаправленно тебя добивалась, завоевывала доверие и расположение. Говорила то, что ты хотел слышать, делала то, что хотел видеть, поэтому ты и попался.

Рома меняется в лице, на маске агрессии проступают трещины болезненного неприятия. Не верит? Тогда продолжим.

— Весь прикол в том, что, возможно, у тебя и правда есть какие-то чувства, но они не имеют никакого отношения ко мне. Ты меня совершенно не знаешь, Ром, и вина здесь не моя. Ты даже не пытался узнать, не хотел, не считал нужным или важным. Ты только брал, брал и брал! Это все, на что ты способен, — потребительство и разрушение.

Он открывает рот, но я вскидываю руку и шикаю на него, заставляя заткнуться.

— Я еще не закончила, — дерзко ухмыляюсь. — Есть кое-что, в чем ты прав. Без тебя я почти никто, обо мне не говорили бы и не завидовали, но самое забавное... завидовать нечему. Ты эгоистичный придурок, зависимый, тупой и бесхарактерный, и я нужна тебе только потому, что никакая другая идиотка не станет выслушивать постоянное нытье о том, как тяжела жизнь богатенького, пустоголового и бессердечного козла. Вот, что тебя во мне зацепило. Вот, на что ты повелся. Я это понимала и пользовалась, как и ты пользовался мной. Это все, Рома. Все, что нас связывало. 

— Ты че несешь? — грубо спрашивает он.

— Правду! — с улыбкой произношу я, растопырив пальцы в восторженном жесте так, будто подкидываю конфетти. — Нравится? Хочешь еще? Ты можешь собрать у себя на хате сотню девок и поставить их на колени, можешь засовывать папкины бабки им прямо в рот, заставлять танцевать, кружиться вокруг тебя и облизывать, но ни одна из них не станет тебя слушать с искренним вниманием и интересом, потому что все, что ты говоришь, несусветная хрень! У тебя нет цели, нет личности, только образ крутого парня и безлимитная карточка, но этого мало. Я пыталась найти что-то еще, верила, что откопаю клад, но теперь отчетливо вижу, какое ты дерьмо. Тебе давно пора повзрослеть, но боюсь, ты не вывезешь таких перемен.

Рома морщится и качает головой, шагая вперед:

— Ты… мерзкая… мелкая… шлю…

— Скажи мне то, чего я от тебя еще не слышала! — выкрикиваю я, сквозь истерический смех. — Хотя, погодите-ка… для этого нужен мозг. Не повезло тебе.

Глаза Ромы наливаются кровью, вздувшиеся вены на шее и бугристые мышцы на плечах и руках придают еще более устрашающий вид, но я не боюсь. Не сейчас, когда наконец-то могу высказаться без оглядки на всю романтическую книжную чушь. 

— Ты унижал меня, изменял, бил, — медленно проговариваю я и чувствую, как каждое из этих слов выжигается раскаленным железом на сердце. — И сейчас ты хочешь поговорить о любви, прощении и шансе? Серьезно? Ты даже не знаешь, что такое любовь. Понятия не имеешь! Наши отношения держались только на том, что я этого хотела! — тычу пальцем себе в грудь. — Хотела, чтобы ты, мать твою, по-настоящему меня полюбил, но это невозможно! Слишком сложно для твоего ограниченного мировоззрения!

Рома застывает на месте, и я, пользуясь случаем, пытаюсь его обойти, чтобы выбраться из тесной комнаты. Кровь бежит по венам так стремительно, что я чувствую ее движение, стук сердца закладывает уши, воздуха не хватает. Резкий неожиданный толчок