Самым спешным порядком двигаясь навстречу друг другу, обе рати должны были встретиться на межах, в Велишине и Хортине, а оттуда вместе идти в личивинские земли. Если дух князя Явиправа видел их из Перунова Ирия, то наверняка князь-воин был доволен тем, как потомки продолжают его дело.

А княжна Дарована в это время уже была в самом сердце личивинских лесов – в поселке Арва-Карха. Почти десять дней ее везли по лесу, останавливаясь только на ночлег. Ее не обижали, пробовали даже утешать, но она не слушала, кричала от страха, если кто-то из четверых пытался к ней приблизиться, плакала, пока не кончились слезы. Даже веселый Утреч не сумел хоть немного ее успокоить. Дарована ожидала самого ужасного – что ее принесут в жертву какому-нибудь свирепому богу или просто сожрут.

Не сразу она поняла, к кому попала, а когда поняла, то испугалась еще больше. Отец рассказывал ей о своей зимней встрече с Огнеяром, и Дарована тогда еще удивлялась, как ее отцу мог понравиться оборотень. Теперь она убедилась, что отец нисколько не преувеличивал – это оборотень, настоящий оборотень, достаточно взглянуть на его клыки. И как Огнеяр ни пытался убедить княжну, что вовсе не собирается ее жрать, она все равно смотрела на него опухшими от слез глазами, полными ужаса, и только взывала к Матери Макоши. Как она не разглядела его сразу?

И вот теперь она была в жилище личивинского князя – в том самом, куда ее хотел привезти еще прежний князь, Кархас. Огнеяр поселил ее в самой просторной землянке, которую по его приказу целый день скоблили и чистили, застелили весь пол свежими еловыми лапами, затянули все стены новыми оленьими шкурами, чтобы княжне было потеплей и поуютней. Для услуг Огнеяр прислал ей Лисичку, надеясь, что говорлинское лицо хоть немного успокоит Даровану. Это и правда помогло делу.

– Ты его не бойся! – раз за разом убеждала княжну Лисичка, расчесывая ей волосы и непривычно, но старательно закручивая ей косы баранками на ушах. – Наш князь хоть и оборотень, да добрым людям от него вреда нет.

– Как так нет? – вскрикивала Дарована, дергалась, пыталась обернуться, мешая Лисичке укладывать ей волосы. – От оборотней всегда одни беды!

– Да какие же беды? Он же не виноват, что с волчьей шерстью родился. Я тоже сначала боялась, а теперь попривыкла – и ничего. Он добрый.

– Ничего себе добрый! – Глаза Дарованы снова наполнились слезами. – Зачем же он меня сюда привез?

– Не знаю, – со вздохом созналась Лисичка.

Ей было жаль княжну, но она привыкла верить Огнеяру – раз он что-то сделал, значит, так было нужно.

– Только если он сам думает меня в жены взять – ни за что не пойду! – решительно заявила Дарована и затрясла головой. – Умру лучше, голодом себя заморю, а за зверя замуж не пойду!

– Он тебе худого не сделает, – уверяла ее Лисичка. – Он не на тебя зол, а только на жениха твоего. Ведь князев брат у Огнеяра чуроборский стол отобрать хочет. Как же не постоять за свое добро? Сама княжна, сама понимать должна.

– Да какой из него князь – из оборотня? – Дарована презрительно сморщила аккуратный носик. Ни малейшего следа от прежней благодарности и доверия, возникших в день их первой встречи, не осталось в ее душе.

– Уж верно, не хуже других! – обидевшись, воскликнула Лисичка. Она, напротив, забыла свой прежний страх и давно простила Огнеяру то, что ее украли из дома для него – да ведь он и не был прямо в этом виноват. – Он у личивинов так управляется, как у них никто отродяся не правил! Он на межевых реках купцов грабить не велел, а мыто все князья берут! Он и самим Волкам запретил без разбору друг друга за обиды и месть убивать, а велит всем на свой суд идти! А как при нем сытно жить стали! Мясо на лову всегда будет! Он ведь может любых зверей приманить, а волков и медведей к стадам близко не пускает. Ему ведь сила дана чудесная – кому править, как не ему!

С древнейших времен князь был первым посредником между своим племенем и богами, а если он наделен настоящей мудростью и чародейной силой, то истинно счастливым может зваться то племя. Но Дарована упрямо мотала головой, не желая признавать никаких заслуг Огнеяра.

– Ничего! – шептала она по ночам, без сна ворочаясь на мягких шкурах. – Вот придет мой отец со Светелом, тогда он узнает!

Дарована была уверена, что отец и жених уже давно собрали полки и спешат к ней на помощь. При мысли о Светеле ей хотелось выть волчицей и биться головой о дверь землянки – хоть до смерти. Да зачем биться – дверь-то не заперта. За княжной, конечно, присматривали, но не запирали, в погожие дни она могла гулять в лесу и над берегом речки, провожаемая Лисичкой, Кречетом и кем-нибудь из личивинских воинов.

Самого Огнеяра она почти не видела. Кажется, его вовсе не было в поселке. И Дароване очень хотелось, чтобы он не появлялся как можно дольше. Несмотря на уверения Лисички, она все же думала, что личивинский князь-оборотень украл ее для того, чтобы сделать своей женой. А мысль об этом наполняла ее ужасом и отвращением – все равно что стать женой настоящего зверя.

А у Огнеяра в эти дни было много других забот. Он не хуже княжны понимал, что сейчас на него спешно собираются рати двух племен. Даже без его приказа все личивинское племя Волков готовилось на битву. Похищение говорлинской княжны с медовыми волосами, к которой сватался еще Кархас, всем Волкам показалось великим подвигом, тем более что Метса-Пала сделал это почти один, без воинов. Слава его возросла еще больше, и все племя счастливо было умереть за него и немедленно войти в Небесные Леса, где ими и дальше будет править великий Метса-Пала.

Они очень огорчились бы, узнав, что Метса-Пала вовсе не хочет вести их в эти славные битвы. Его человеческая кровь была говорлинской, и он проклял бы сам себя, если бы повел личивинов убивать своих соплеменников. Ни личивины, ни смолятичи и дебричи не виноваты в том, что Неизмир покушается на его жизнь, а Светел – на его наследство. Не меньше беспокоило его и то, что князь Скородум, о котором он вспоминал с почти сыновней теплотой, теперь считает его своим злейшим врагом. Часто Огнеяру думалось, что глиногорский князь, быть может, и не знает всего. А волки, которых он сразу послал в дозор, каждую ночь приносили ему вести о постепенном приближении смолятинской и дебрической рати. Медлить было уже нельзя.

Однажды утром в дверь землянки, где жила Дарована, постучали из сеней. Лисичка выглянула и вышла – княжна подумала сперва, что к Лисичке пришел Кречет, зачастивший к ней в последнее время. Но дверь открылась снова, и в землянку шагнул Огнеяр.

Увидев его, Дарована невольно вскочила и отшатнулась в дальний угол. Вид этого смуглого лица, темных глаз с красной искрой на дне, блестящих белых зубов приводил ее в содрогание. Всей кожей, всем существом она ощущала, что он – не человек, дитя чужого мира, мира Леса.

– День тебе добрый, княжна! – приветствовал ее Огнеяр, не так задушевно, как Светел, но вполне по-человечески.

Но Дарована не верила в его доброту и помотала головой, словно отрекаясь от приветствия.

– Не подходи! – со страхом пробормотала она. Зачем он пришел? Она уже понадеялась, что не увидит его до того самого времени, когда ее освободят.